А я сидел в полном ступоре, пытаясь переварить услышанное. Очнулся оттого, что меня трясли за плечо и совали в зубы флягу. Дежавю, прямо, какое-то... Вылакав почти половину, вернул посудину Арману.

– Док?! Ты тут?! – спросил Седой, сидя на корточках, всматриваясь в мои глаза.

Сфокусировав взгляд на строгом лице, я ответил:

– Да, все нормально уже. Я с Рыжим говорил.

– Ну, мы как-то так и поняли, – сказал Седой. – Закончил?

Я кивнул.

– Ну и?

Я пересказал всё, что узнал и что увидел, заодно объяснив, для чего съел красную жемчужину. Пока я занимался болталогией, бойцы откуда-то притащили и накрыли походный складной стол. Аби стоял рядом с очень серьёзным лицом. Ага, понятно, откуда столько продуктов взялось, смотался уже, успел, ягоза! Вокруг толпилось очень много народа. Присмотрелся – живого народа. Скоро начну путать...

– Чувствую себя перерабатывающей машиной, – вздохнул я, запихивая в рот очередной кусок чего-то. – Я даже вкуса уже не разбираю...

– Жуй, жуй, – улыбнулся Арман. – Давай за ма-аму, за па-а-апу...

– Иди в жопу!!! – пробурчал я с набитым ртом. – У меня челюсти уже болят, совести у тебя нет.

– Есть у меня совесть. А ты, как так умудряешься, есть и нормально говорить. У тебя там, случайно, вторая чавкалка не отросла, а? – сказал он, пытаясь заглянуть мне в рот.

– Нет, привычка с детства. Матери спасибо, педагогу.

– Чего?

– Семья у меня, говорю, интеллигентная.

– А-а-а, – закинул он ногу на ногу, сидя на таком же ящике, – ну да, ну да... оно и видно, – хихикая, многозначительно закивал головой.

– Мама говорила, что есть и разговаривать нельзя, но если очень надо, то говорить и есть нужно красиво.

– Вот! – поднял он указательный палец вверх, перед самым кончиком носа Абирона. – Смотри и учись, оболтус. Ты видал: даже не чавкает ни грамма! – Улыбнулся…