Шаура подошел к киоску, вытащил пачку денег, аккуратно отделил одну купюру и купил бутылку «Старопрамена». Железными пальцами сорвал крышку, сделал несколько больших глотков. Но вкуса не ощутил. И радости никакой не почувствовал. Может, потому, что у них были потери. Двое. И у американцев – тоже двое. Но зато потом, когда началось, наркодельцов положили несколько десятков!

– Гля, вон у того лоха целый пресс бабок! – сказал щекастый молодой человек своему товарищу. – Зови ребят, быстро!

Майор все же допил безвкусную жидкость. Потом осмотрел «ночных бабочек». Две были достаточно симпатичными. Они смотрели без интереса: усталый мужик в мятой куртке, мятых брюках, с мятым лицом. Совсем не похож на щедрого принца. Обычный задроченный работяга. Какой с него прок?

И Константин смотрел на них так же. Это были женщины другого круга, другой породы. А потому не представляли для него ни малейшего интереса. Как симпатичные кошки.

Он пошел по длинной, неосвещенной аллее, и метров через пятьдесят его догнали.

– Дядя, дай закурить! – послышался сзади молодой и явно нетрезвый голос.

Майор обернулся. Пятеро юнцов с дегенеративными лицами и оловянными глазами. У двоих в руках ножи, у одного кирпич. Наверняка увидели, как он доставал деньги. Зарплата за месяц со всеми надбавками. Не такие великие деньги, чтобы отдавать за них жизнь. Но они считают, что можно рискнуть.

– Кто просит? – резко прозвучал встречный вопрос.

– Ну, я прошу! Давай сигарету! – Тот кто отвечал, явно не был самым сильным. Но, безусловно, самым наглым. Он и заварил всю кашу.

– На.

Константин выбросил руку. Пацан скорчился, упал и остался лежать. Не шевелясь и не издавая никаких звуков.

Пример товарища – самое наглядное, что может быть на белом свете. Об асфальт лязгнул нож, отлетел в сторону кирпич. Уцелевшие юнцы, не заботясь о пострадавшем, мгновенно бросились врассыпную и скрылись из глаз. Константин пошел дальше. Он мгновенно забыл о происшедшем, как привычный и маловпечатлительный человек, отогнавший напавшую собаку, тут же забывает об инциденте.

В памяти стояло совсем другое: садящиеся в лагере наркоторговцев вертолеты правительственных сил и опережающая их атака русских и американских «спецов». Может, надо было выждать, чтобы полицейские высадились и развернулись? Но Мендоса мог уйти… Зато тогда наверняка не погибли бы ребята… Невыполненное задание и отсутствие потерь или успех ценой человеческих жизней? Для военных главное – выполнить боевую задачу, причем любой ценой. Но кто и на каких весах взвесит ответственность командира?

Константин свернул на боковую дорогу, прошел еще метров двести и через арку вошел в узкий двор, огороженный с четырех сторон девятиэтажными панельными домами. Здесь и располагалось его жилище, здесь его знали и относились с уважением.

На скамейке сидели две старушки и оживленно разговаривали. Костантин вежливо поздоровался, они ответили.

Каждый раз, возвращаясь после очередного задания, он ощущал, что попал в другой мир. Где не подстерегают опасности и не ждет за каждым углом смерть. А с заплеванными подъездами и вонючими мусорными баками можно было смириться. И каждый раз ему казалось, что прошла уже целая вечность.

– Костя, закурить есть? – спросил сосед с пятого этажа. – Что-то тебя давно не видел…

– Служба, – меланхолично ответил майор. Рука привычно нащупала в кармане куртки смятую пачку «Родопи». Шаура угостил соседа, вторую сигарету вставил себе в рот. Щелкнула зажигалка, на миг озарившая бледное, усталое лицо спецназовца. Константин был еще молод: тридцать два года. Но старел он вдвое быстрее, чем обычные люди: недаром и выслуга ему шла год за два. Это был короткостриженый блондин с зелеными кошачьими глазами и со слегка свернутым на правую сторону носом. Нос пострадал не на задании, это результат драки с сокурсником еще в училище ВДВ. Противником был Николай Петриченко, крепко сбитый коренастый хохол с вечной блуждающей улыбкой, которая с некоторых пор казалась Константину отвратительной. Схлестнулись из-за девушки, которая в итоге так и стала женой Николая, приняв ненавистную Константину фамилию Петриченко. Но все это было в прошлом и сейчас его не трогало.