– Предположим, хочет уйти от закона.

– Я об этом не подумал, – признался Том. – Ты во всем видишь другую сторону, Дэвид.

– В Аргентине пришлось научиться и этому, иначе в один прекрасный день схлопочешь нож меж ребер.

Возвращаясь на свои места, они убедились, что весь поезд оживленно обсуждает дерзкий прыжок молодого ковбоя. Говорили, что пострадал он не сильно, а в поезде нашелся врач, который в настоящее время промывает и перевязывает не очень серьезную рану на его голове. Пассажиры уже даже знали причину этого безрассудного поступка. Оказывается, парень торопится в Сан-Франциско на собственную свадьбу.

– Не глупо ли так болтать? – обратился к спутнику Дэвид. – Взять и сразу все о себе выложить?

– Какой от этого вред? – возразил Том. – Положим, он не сделал ничего плохого, то что здесь такого?

– Если ты станешь рассказывать обо всем, что знаешь, – холодно произнес мальчишка, – нам обоим из-за тебя будет крышка!

Тут они увидели проходившего по вагону пострадавшего ковбоя. Проход и впереди и позади него был забит довольными зеваками, весело улыбающимися, словно им неожиданно привалило счастье.

Отчаянный ковбой прошел было вперед, но потом вернулся и, поглядывая по сторонам, двинулся назад, пока не остановился у сиденья через проход от Тома с Дэвидом. Постоял, повернулся и, громко зевнув, уселся на свободное место.

Было видно, что он очень устал физически, но внутренне напряжен. В возбужденно блестевших глазах чувствовалась настороженность. Этот ковбой стал такой популярной личностью, что каждый проходивший мимо считал должным кивнуть ему и улыбнуться. Многие, несомненно, с удовольствием остановились бы поболтать, но в обходительной манере отчаянного наездника чувствовалась известная сдержанность, заставлявшая людей не лезть к нему с разговорами.

– Я думал, он болтливый дурак, – наконец произнес мальчишка. – Выходит, ошибся! Не хотел бы иметь этого парня не на своей стороне!

Их до того заинтересовал незнакомец, что они почти не отрывали от него глаз, а он, словно ему надоело внимание публики, удобно свернулся на сиденье и крепко уснул.

– Что там выпирает у него под левой рукой, Том?

– Это револьвер.

– Что, их так здесь носят?

– Кто хочет побыстрее выхватить, носит под мышкой. Надевают очень просторную куртку. Рука действует как молния, а самое главное – револьвер моментально оказывается на уровне плеча и глаз.

– Никогда не слыхал. Почему же тогда не все так носят?

– Потому что пружинные кобуры трудно подогнать и потому что они очень неудобны. Представь, что при каждом шаге тебе о ребра трется пара револьверов.

– При чем здесь удобства? – возразил мальчишка. – Безопасность – вот что важно! – И добавил: – Тогда этот малый из тех, кто дерется.

– Это было видно по тому, как он скакал по склону, – заметил Глостер.

– Верно. И хочу сказать, он мастер своего дела.

– Не уверен, – задумчиво протянул Том. – Бывает, отлично вооруженные люди не всегда дерутся лучше всех!

Мальчишка, бегло взглянув на него, перестал задавать вопросы. Обычно высказывания Тома бывали до смешного наивными, но порой парень говорил вещи, которые были выше понимания Дэвида Пэрри. Он постоянно был в неведении, что предстоит ему в следующий момент: то ли презрительно ухмыльнуться, то ли вздрогнуть в почтительном страхе.

Попавший на поезд таким необычным путем наездник очнулся от сна и неожиданно выпрямился, будто стряхивая с себя усталость. Это был типичный степной ковбой, сухощавый, легкий, но крепко сколоченный, с ловкими руками, развитыми плечами и узкой талией. Грубое, изрезанное морщинами лицо с крупными чертами, обезоруживающая кривая ухмылка никак не позволяли отнести его к разряду внешне симпатичных людей.