Равнодушно пожимаю плечами.

Что еще сказать? Мне и правда все равно. Для меня наш брак – лишь печать в паспорте. Я после свадьбы все равно жил своей жизнью, а после аварии с отцом мозг никто не вытаскивает прибором для разделки устриц.

– Ты когда-нибудь меня полюбишь, Стас. И семья у нас будет, и ребенок.

Полностью одетый, я подхожу к Анваровой очень близко и наклоняюсь. Вновь чувствую запах льда. Его не описать, но холод скачет по клеткам, и летний теплый вечер становится морозной полярной ночью.

– Любовь… Ничего не желаю иметь общего с этим чувством, – грубо выговариваю каждое слово, напрягая при этом челюсть до хруста.

Ночь провожу в гостинице. Не сплю. Если в Питере в это время года и можно встретить рассвет, то я именно это и делаю. Небо из светло-голубого становится светло-светло голубым.

А потом весь небесный купол застилается свинцовыми тучами, и льет дождь. Прекрасно, че!

Пока добираюсь до места встречи со Смирновым, промокаю до нитки, хотя я на машине.

Прохожу за угловой столик, присаживаюсь. Вчерашняя официантка, улыбнувшись кокетливо, принимает заказ – эспрессо без сахара.

Меня знобит и кидает в жар сотни раз за минуту. Глаза стер, выискивая Смирнова за окном.

Он опаздывает. А когда замечаю его фигуру на пешеходном переходе, сердце прекращает стучать, чтобы потом, как марафонец, бежать до финиша без передышек.

Следователь, не торопясь, проходит к столику. Кивает официантке, подмигивает. В общем, неприкрытый флирт, который сейчас стреляет по нервным клеткам.

– Извините, что припозднился, – нерасторопно отвечает и, наконец, садится.

Взгляд, как лазер, тут же впивается в мои красные глаза.

– Бывает, – сухо комментирую.

Про себя добавляю: «За такие деньги мог бы и поторопиться».– Перейдем тогда к нашему вопросу?

Оба замолкаем, когда на стол опускается заказ следователя.

– Мне нужно знать, что именно происходило в той квартире, где вы нашли Александру Белинскую и Рамиля Сабурова.

Смирнов сцепляет пальцы и чуть подается вперед. Его голос по-прежнему командный, но на тон ниже. Тише.

– Рамиль Сабуров находился в квартире своего брата пару часов. Это подтвердили записи с камер на соседних домах, и, – морщится, – бабушки у подъезда.

Да, бабушки – это сила.

– Когда мы с командой вошли, гражданин Сабуров находился на кухне и курил. Анализ крови мы не делали, – подавляет смешок, а я через силу сглатываю. Горло пережато волнением, – но вел он себя так, словно находился под запрещенными веществами. Александра нашлась в комнате. На диване. Колени были прижаты к груди. Она плакала, медленно моргала. Не исключаю шок.

Трясущимися руками беру чашку с кофе. Отпиваю и не чувствую жжения на языке. Внутри гораздо больнее. Там пожар. И потухать он не собирается.

– На ваш взгляд, между ними что-то было?

– Одежда на Белинской была нетронутой. Сабуров одет. Никаких видимых признаков насилия замечено не было. Если только по обоюдному согласию. Или в полном шоке.

– Вы сказали, Саша была именно в таком состоянии? В шоке.

Стискиваю руки в кулаки и укладываю их на стол. Слова следователя хуже кислоты, брызнутой на открытое сердце. Еще и без наркоза.

– Все верно. Но… я не врач, господин Аверин. Мое мнение – лишь результат опыта и наблюдения.

– И по вашему мнению, могло ли в этом состоянии… что-то произойти?

– Почему вы не хотите узнать это непосредственно у самой Белинской?

Грустно ухмыляюсь. Нервно даже. Я сам весь нервный и натянутый. Эта тема вернула меня в тот день, когда от неведения разрывало когтями, как жертву дикого животного.

– Спрошу. Но мне нужен и ваш ответ. В конце концов, он очень дорого мне обошелся.