Как же мне хочется сжать ее, встряхнуть хорошенько и понять, что же в этой милой маленькой головке. Опасно приближаюсь к ней. Она буквально вжимается в стену, но это и хорошо, дальше не убежит.

Кладу руки на старые, чуть рифленые обои, которые так и не заменили за четыре года, и склоняюсь к ней. Вглядываюсь в знакомые серые глаза, которые в полумраке комнаты становятся на несколько тонов темнее, будто глубже. На ресницах дрожит влага.

Она просто одуряюще пахнет… Хочется вдохнуть ее запах как можно глубже, сохранить где-то в своей голове, чтобы всегда иметь возможность достать и ощутить его. Ваниль с ноткой корицы? Не знаю. Не могу определить, но что-то очень сладкое и вкусное.

Такое же, как ее губы, вкус которых я помню до сих пор. Спустя несколько лет. Ни одна девчонка не смогла заставить забыть его.

— А, может, тебе вообще все равно, с кем из братьев ты будешь? Может, именно это такой ловкий ход, чтобы не зависеть от контракта? Готова разыграть с легкостью обе партии?

Низко, больно, знаю. Но я будто себя узнаю. Вот те вопросы, которые мучили меня так долго. Ответы на которые мне обязательно нужно было знать.

Сколько я ни пытаюсь смотреть в глаза, ожидая реакции на мою провокацию, взгляд то и дело спускается к губам. Чувствую, как Катя дрожит, слышу ее сбивчивое дыхание.

— Отвали от меня, — тихо шепчет она, а я больше читаю по движению ее сочных соблазнительных губ, чем слышу.

Потому что в ушах грохот сердцебиения. Будто мне снова пятнадцать, и для того, чтобы возбудиться мне достаточно лишь подумать о поцелуе с птичкой.

— Что ты тут делаешь? — брат, как всегда, все портит.

Как бы я ни пытался его любить, он каждый раз помогает найти повод понять, какое у него гнилое нутро. Как у матери.

Морщусь от этой мысли. Противно аж до тошноты. Вот чего точно не хочется в родительском доме вспоминать, так это причину, по которой я его покинул. Потому что сразу же хочется снова свалить.

— Я не его девушка, — робко бормочет Катя. — Я не девушка Димы.

Перевожу тяжелый взгляд на брата, а у самого в груди будто лампочку зажгли. Готов ей поверить вот так, с ходу, настолько мне хочется, чтобы это было правдой. Если она еще скажет, что они совсем не встречались…

— Конечно, нет. Потому что она уже невеста, — заявляет брат, а я будто слышу, как та самая лампочка разбивается, а осколки впиваются в меня.

Птичка молчит. Пыхтит, но молчит. Кидаю на нее взгляд и вижу полнейшую растерянность. А где же радость? Где вот эти девчачьи визги, которые в дурацких мелодрамах показывают?

Или Дима все для себя решил, а Катю не предупредил. Разворачиваюсь к брату и очень хочу выяснить ответ на этот несложный вопрос. Кажется, что каждая молекула воздуха наполнена напряжением.

Все прерывает звонок телефона Кати. И хорошо, иначе бы я просто вмазал братишке, а папа бы долго отчитывал меня, что до конкурса всего ничего и надо сохранить “товарный вид”, то есть смазливое личико Димы.

— Ты совсем оборзел? — вталкиваю брата в его комнату и закрываю дверь.

Тут так же захламлено, как и было. Дима все тот же — снаружи вылощенный, а на самом деле грош цена этому лоску.

Дима отпихивает меня и поправляет футболку.

— Чего ты опять ко мне лезешь? — он явно злится, но в открытую конфликтовать не рискует.

— Потому что сам себя потопишь и семью за собой утянешь! Мозги уже включай, малолетний махинатор, — понизив голос рычу я. — Думал, ты вчера сделал выводы. Оказывается, ни хрена подобного.

— Не включай режим “папочка”, Дэн, — усмехается Дима. — Я уже нашел выход.

— И позволь узнать, какой?