Ходили слухи, что у делдейнов есть летающие паровики, но если они сегодня и применялись в бою, то, видимо, в очень небольших количествах, почти не повлияв на исход сражения. Орамен был немного разочарован, хотя и решил, что старому наставнику говорить об этом не стоит – тот был патриотичен, склонен к расизму и МирБожен дальше некуда. Они спустились с крыши, чтобы заняться так называемыми уроками.
Шир Рокасс был почти пенсионером, но тем не менее за последний короткий год понял: теперь он уже мало что преподаст Орамену, разве что заставит его механически затвердить что-нибудь прямо из учебника. В последнее время принц предпочитал пользоваться дворцовой библиотекой самостоятельно, хотя и прислушивался к советам старого ученого – не только из сентиментальных чувств. Он оставил Рокасса в библиотеке – тот зарылся в каких-то пыльных свитках – и направился в овальную комнату, где всегда было спокойнее. Но, как оказалось, не в этот день.
– Орамен! – В комнату вбежала Реннеке, пронеслась мимо Дроффо и Фантиля и бросилась к ногам принца, ухватившись за них. Одежда на ней была в беспорядке и разорвана. – Я только что узнала! Этого не может быть! – Реннеке, дама Силб, изо всех сил обхватила руками его ноги и подняла голову. По молодому лицу текли слезы, каштановые волосы были растрепаны. – Скажите, что это не так. Пожалуйста. Ну не оба же сразу. Король и Фербин! Не оба же. Не оба. Ради всего святого, не оба!
Принц наклонился и осторожно приподнял ее, поставив на колени. Глаза Реннеке были широко раскрыты, брови подняты, губы шевелились. Орамен всегда находил ее привлекательной и завидовал своему старшему брату, но теперь Реннеке в своей неумеренной скорби казалась ему чуть ли не уродиной. Ее руки, лишенные надежной опоры в виде ног Орамена, вцепились в маленькую округлую планету, что висела у нее на шее на тонкой цепочке. Реннеке крутила ее в пальцах – ажурные маленькие сферы внутри полого шара вращались, скользили туда-сюда, непрерывно меняли положение.
Орамен внезапно почувствовал себя зрелым, даже старым.
– Успокойтесь, Реннеке, – сказал он, утешительно поглаживая ее руки. – Мы все когда-нибудь умрем.
Девица взвизгнула и снова рухнула на пол.
– Мадам, – наклоняясь к ней, произнес Фантиль сочувственным, но смущенным голосом и повернулся к Маллар, фрейлине (тоже растерянной и испуганной), которая как раз вошла в дверь.
Маллар, почти вдвое старше Реннеке, в детстве перенесла инфекционное заболевание, и лицо ее осталось изрыто оспинками. Увидев, как молодая женщина рыдает на деревянном полу, Маллар прикусила губу.
– Прошу вас, – сказал Фантиль, указывая на Реннеке.
Маллар уговорила Реннеке подняться и увела ее.
– А теперь, ваше высочество… – сказал Фантиль, но тут же повернулся. В дверях стояла Харн, дама Аэлш, нынешняя супруга короля и мать Фербина: глаза красные, волосы нечесаные и растрепанные, но одежда цела. Она замерла, и ее лицо застыло как маска. – Мадам… – начал было он.
– Подтвердите, что это так, – сказала Харн. – Это правда? Оба? И муж, и сын?
Фантиль несколько мгновений смотрел в пол.
– Да, моя госпожа. Оба убиты. Король – вне всяких сомнений. Принц – скорее всего.
Из дамы Аэлш словно выпустили воздух, но она все же медленно собралась, кивнула, потом начала поворачиваться, но остановилась и посмотрела на Орамена. Принц ответил на ее взгляд и поднялся со своего места, не отрывая глаз от Харн.
Оба всячески скрывали взаимную антипатию, но она не была тайной во дворце. Орамен не любил Харн за то, что его мать когда-то изгнали ради нее, а она не любила принца просто за то, что он существовал (как считали все). И тем не менее Орамен хотел сказать, что сочувствует ей; он хотел сказать (по крайней мере, когда размышлял об этом позднее, с ясной головой), что сочувствует ее двойной потере, что он никогда не желал и не добивался такого высокого положения для себя, что он ни действием, ни бездействием не будет стремиться изменить ее статус при регентстве или после своей коронации. Но выражение лица Харн как будто мешало ему говорить и даже побуждало к поискам таких слов, которые она ни в коем случае не сочла бы предосудительными.