В общем, я была довольна своей новой работой. Разве что хозяин дома по-прежнему вызывал у меня смешанные чувства. Изредка мы сталкивались с ним в холле и на лестнице, и при этом каждый раз он проходил мимо, не взглянув на меня и даже не поздоровавшись. Будто я не человек, а предмет интерьера какой-то… Высокомерный тип.

Как я ни уговаривала себя не придавать этому значения, все же меня задевало такое отношение. Но стоило вновь оказаться рядом с Викки, как все лишнее тут же вылетало из головы.

Я изо всех сил старалась быть для нее хорошей няней. Придумывала новые интересные игры, читала по памяти детские стихи, пела веселые песенки из разных музыкальных мультфильмов. И малышке было хорошо со мной. Мне так казалось. Она была весела, активна, а самое главное, за прошедшие дни ни разу не упомянула о родителях, чего я невольно и напряженно ждала. Зато постоянно спрашивала о своем дяде, а я диву давалась — как такой сухарь смог расположить к себе ребенка?

Сегодня, когда мы обедали на кухне, Викки вновь задала мне этот не частый, но регулярный вопрос:

— А когда Мак плидет? Он на лаботе?

— Да, солнышко, — привычно отозвалась я. — Кушай, не отвлекайся, а то не узнаешь, что я тебе сегодня приготовила.

— Узняю, — самоуверенно заявила Викки, но ложку в суп минестроне все же погрузила.

Только к еде она не вернулась. Ни с того ни с сего серьезно посмотрела на меня своими большущими голубыми глазками и важно так произнесла:

— Аина, давай не будем ссолиться.

— Конечно, не будем, — растерянно улыбнулась я в ответ. — Зачем нам с тобой ссориться? Мы будем жить дружно…

— И с Маком тоже не надо ссолиться. Ссолиться — это плохо, — надув губки, заявила малышка.

— Правильно. Ничего хорошего в этом нет, — кивнула я, стараясь понять, почему она завела этот разговор. — Но даже если вдруг такое происходит, то надо как можно быстрее помириться. Знаешь, есть такое заклинание? Нужно взяться мизинчиками и громко-громко сказать: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!»

— Знаю, — деловито отозвалась Викки и быстро-быстро затараторила: — Если будешь длаться, я буду кусаться, а кусаться нам нельзя, потому что мы длузья!

— Какая ты умничка! — восторженно хлопнула я в ладоши. — Вот видишь, ты все уже знаешь. Прямо как взрослая!

— А вот Мак не жнает. Он не плишел к маме и не сказал миись-миись-миись, и они не помиились. Я его научу, чтобы он со мной не ссолился.

На мгновение я впала в ступор от того, что Викки упомянула маму, и течение разговора резко сменило направление. Все-таки как бы я морально ни настраивалась, не смогла быть готовой к этому. К тому же мне вдруг стало ясно, почему малышка подняла тему ссоры. Поэтому я изо всех сил постаралась взять себя в руки и спокойно ответила:

— Да, малыш, иногда дети ведут себя намного мудрее взрослых. Но я не думаю, что твой дядя…

Но Вика уже не слушала меня. Я слишком поздно заметила, что взгляд ее очаровательных голубых глаз устремился мне за спину, а на губках появилась радостная улыбка.

Я обернулась, кажется, немного резче, чем следовало, и меня тут же бросило в жар. Подпирая плечом косяк, в дверном проеме кухни стоял дядя малышки собственной персоной. Его пристальный взгляд был устремлен прямиком на меня, пробирая до мандража своим лютым холодом. Я едва сдержалась, чтобы не отвести глаза. И никак не могла понять, чем заслужила такое «внимание»? Марку Алексеевичу не понравилось, о чем мы с Викой говорили? Так ведь не я же завела этот разговор…

Тем временем малышка проворно слезла с невысокого детского стульчика и подбежала к своему дяде.