С одной стороны, это так.

А с другой стороны, за удовольствие выступать на сцене, за это счастье, получается, мы же сами и платили.

Мы покупали все, что можно. Даже в школе, помню, я копил деньги, чтобы купить какую-то педаль; квакер, по-моему. На педаль, которая продавалась в магазине, у меня денег не хватало. Поэтому я попросил мастера (у нас был мастер такой – золотые руки), и он из каких-то коробочек смастерил квакер, который звучал лучше магазинного, а стоил дешевле.

– Как и Макаревич, ты тоже школьником начинал играть?

– Да. И, общаясь впоследствии со старшими товарищами, я узнал, что в то время практически каждый человек, которого тянуло к музыке, начинал в школе свою творческую деятельность.

По-другому было невозможно. Этот магический звук электрогитар, электрооргана, барабанов давал столько адреналина! И дальше ты уже шел в эту каморку, откуда это доносилось. Находил ее по звуку. И там фонари висели какие-то цветные. И ребята что-то репетировали. И, конечно, были толпы поклонниц.

– Кстати, о поклонницах. Тот же Градский (и опять же, не без иронии) говорил, что пошел в шоу-бизнес для того, чтобы быть окруженным девушками.

– Я недавно нашел фотографию школьную. Как раз того периода, когда мы выступаем на сцене. И увидел на ней девчонок, которые стоят и смотрят на нас. У них такое недоумение на лицах! Видимо, мы играли громко.

– Помню, в 2000-м году как раз все говорили, что «Машина» приобрела целую армию фанаток Державина.

– Только что ты ответил на свой собственный первый вопрос. Ты спросил меня, зачем я перешел в «Машину» и почему оставил сольную карьеру? Цель была такая: «Машину» поддержать.

– Стеб снова оценил.

Ты ведь явно не суеверный человек, раз ты сел за клавиши «Машины времени», учитывая, что произошло с твоими предшественниками: трагическая история с Зайцевым, который был до Подгородецкого. И с Петром коллеги расстались не самым лучшим образом, там ведь полный набор звучал упреков: кокаин и прочее. Кстати, тяжелая история была с наркотиками и у Зайцева тоже.

– Абсолютно не думал об этом.

Это было мое решение. Причем, практически моментальное. Я ведь пришел для того, чтобы попробовать себя, поиграть замечательные песни, которые мне нравились.

Покинув ряды «машинистов», Державин сумел найти свой имидж и свою стезю

– Но как композитор ты стал меньше работать? Для «Машины времени» ты же меньше писал, чем до этого для себя.

– Я бы не сказал, что стал меньше писать. Просто у меня появилась возможность заниматься чем-то немного другим. Я стал сочинять музыку для кино, для театра, для мультфильмов. И для «Машины времени».

Стал много времени проводить уже не за сочинительством песен, а именно в работе с инструментами, искать звук.

Мне было интересно попробовать, что еще можно сделать.

Я с детства любил всякие интересные звуки. Еще с момента появления в моей жизни первого синтезатора.

И поэтому я обставился со всех сторон. У меня было сразу два, нет, три или четыре инструмента на сцене, и каждый по-своему хорош. Мне нравилось находить какие-то интересные звуковые палитры.

– Первой твоей музыкальной практикой профессиональной были рестораны?

– Нет. Это были ансамбли, которые играли на танцплощадках. Танцплощадки тоже все были под эгидой отдела культуры. Там получали зарплату. Это были штатные профессиональные коллективы. Понятно, что они не дотягивали по уровню до филармонических… Но тем не менее, там был репертуар, были репетиции, и как минимум, там люди знали ноты.

Но, по секрету тебе скажу, я играл, будучи школьником. Поэтому я страшно боялся, что родители узнают.