Ольга едва не рассмеялась – да она всю жизнь сама за себя отвечает!

В заявлении на имя главврача она написала, что несет полную ответственность за свое решение покинуть больницу. Для нее самой это звучало так: я – взрослая девочка и отвечаю сама за себя. Подписав, она отдала заявление Олегу: «Надеюсь, теперь у тебя не будет неприятностей». Олег что-то говорил ей о последующем лечении, но она его не слушала.

Уже в палате, когда она собирала вещи, зазвонил ее мобильный телефон. Звонили из журнала, куда она недавно предложила свои услуги журналиста, – приглашали в редакцию, чтобы обсудить детали сотрудничества. Закончив разговор, Ольга выдохнула: работа есть, значит, и все остальное тоже наладится, скоро заберет сына, и будут жить. Все путем. Сдюжат.

Ольга обвела взглядом палату, дала свой номер телефона «тетке возле умывальника» – ставшей родной Рае: «Звони, если что!» – задержалась взглядом на букете сирени и ушла из больницы.

Солнце ослепительно било в глаза. Напротив входа в больницу стояла новая машина Гоши. Ольга улыбнулась и, пройдя мимо прошлого, пошла по своей стороне улицы.

Я – рантье.

То есть считается, что я ни хрена не работаю и безо всяких хлопот получаю денежки.

Небольшие, но приятные. Если не выпендриваться, то хватает на еду, квартплату, темное «Василеостровское» пиво и колготки.

Это незамысловатое счастье мне обеспечивает квартирка в центре нашего славного города. Не та, в которой я живу, а еще одна, которую я сдаю, наживаясь на несчастье других, у которых такой квартирки нет, а жить где-то надо.

Поскольку я честный рантье, то перед каждой сдачей квартирки я привожу ее в надлежащий вид. То есть подмазываю краской облупившееся и отмываю загаженное.

Последние мои жильцы были аккуратными и ненавязчивыми нижнетагильцами. Жили тихо (судя по соседям) и покупали солидные вещи (судя по коробкам). Теперь вот перебрались в Белокаменную, а у меня началась страда.

Мы с моим мужем Вадинькой совершили беглый осмотр и пришли к заключению, что, невзирая на нижнетагильскую аккуратность, подмазывать-таки придется – прошлые заплатки-закраски облупились, и вид был, мягко говоря, не очень.

Вадинька купил краску, колер, валик, специальную ванночку, красивую кисточку и нарядные резиновые перчатки – розовые с желтеньким. Впрочем, перчатки я у него отняла, потому что они ему оказались малы.

Собирались на дело мы каждый сам по себе, поэтому у меня с собой был увесистый мешочек с нужностями, а у Вадиньки не было ничего – только то, что он купил в магазине.

В квартирке я переоделась и оказалась совершенно готовой к труду и обороне: старые штаны-рубашка и бандана. А Вадинька оказался готов еще быстрее, потому что переодеваться ему было не во что.

Мы с Вадинькой вообще очень по-разному подходим к вопросам ремонта. Я все делаю быстро и иногда хорошо. Вадинька все делает ОЧЕНЬ быстро. То есть настолько быстро, что мое быстро ему кажется медленно. И он всегда меня подгоняет. И учит, как нужно сделать ловчее и так, чтобы не делать ненужных глупостей, – типа, подстилать газеты, наклеивать малярную ленту и т. п. Уайт-спирит же есть, фигли.

Предстояло соскоблить потолок в ванной, а потом частично покрасить трубы. И стенку над ванной.

Вадинька рвался в бой и хотел делать все сам.

Зная, что при скоблении потолка на голову сыплется всякая хреновня, я благородно пожертвовала Вадиньке свою бандану, очень веселенькую – по черному фону беленькая паутинка и мелкие черепа. Вадинька сделался красивый, как капитан Блад. И полез под потолок.