- Останься, Машенька! – Алена меня за плечи обняла и подбородок на плечо положила.

Ох и похорошела же она замужем: пополнела, величавой стала, волосы рыжие золотыми волнами на спину ложатся, обручем с каменьями на лбу прижатые. Только улыбка такой же озорной осталась, да глаза веселыми.

- Нет, сестрица, - покачала головой я, - у тебя своя судьба, а у меня своя. Останусь я с батюшкой, пока не найду друга сердечного, такого, чтобы мы с ним друг друга так же, как вы с мужем любили.

Переглянулись Кащей и Алена: зарумянилась сестра, усмехнулась лукаво.

- Тогда этого и буду тебе желать, Марьюшка, - сказала она. – Вижу, что за меня ты счастлива, а мне не будет больше счастья тебя счастливой видеть.

А какое уж тут счастье, если надоели мне женихи эти хуже горькой редьки? Раньше по два-три за день к воротам нашим подъезжало, а теперь, как прознали, что сестра моя царицей подземной стала, и десяток мог пройти. Пусть двадцать один год мне, уж перестарком слыть должна, но не останавливало это женихов. Я хоть и медленно соображаю, но и то дотумкала, что красивая жена – то хорошо, а ежели ты женой такой с царем породнишься, так это стократ лучше.

И каждого выслушай, каждому ответь ласково, чтобы не с обидой уехал, камень на сердце не увез.

- Хоть бы подольше с кем поговорила, узнала, что на душе, может и приглянулся бы кто, - ворчала нянюшка.

- Они-то со мной не говорить приезжают, - руками я разводила. – Им то, что у меня на душе, неинтересно. Хоть один бы про меня спросил. А то все про себя рассказывают, хвалятся. И одно и то же: «Слава о красоте твоей дошла и до моих земель, вижу, что не врут люди! Выходи за меня, Марья-Искусница, будешь мне дом украшать и детишек рожать!»

Так надоели эти женихи мне, что стала я им загадки загадывать трудные и службы давать шутливые, невыполнимые. Свяжи мне, мол, добрый молодец, рукавички из паутины, налей в кувшин света лунного, или из яиц вареных цыплят выведи, или принеси жемчужину из короны царя морского Тритона. И нам с нянюшкой и батюшкой веселее, и женихам не прямо отказываешь, обиды меньше, и невесту попроще едут искать. А если уж найдется тот, кто исполнит – к такому и присмотрюсь внимательнее.

***

Застучало вдруг за воротами, загудело.

- Неужто батюшка приехал, дождь нигде не переждал, товар попортить не испугался? – удивилась я, в окно выглядывая.

А внизу, у ворот, конь невиданный стоит, красоты невероятной: сам белый, как из тумана сотканный, и крылья у него огромные. Бьет копытом, хрипит, а на спине у него наездник сидит, насквозь промокший. Лицо ястребиное, волос светло-рыжий в косу до лопаток собран, одежда кожаная иноземная, а к поясу посох короткий прикреплен, и навершие у посоха того зеленью горит.

Сразу понятно – колдун али волшебник заморский. Колдуны ко мне тоже сватались, на чем только не прибывали: и на коврах самолетных, и на повозках самоходных, и на элефанте огромном ушастом. Один раз даже некромансер на коне костяном пакостном прибыл, так я пока службу загадывала, зубом на зуб от страха не попадала.

- Кто там, Машенька? – сощурилась няня.

Поднял всадник голову, двор оглядывая, со мной взглядом встретился. Далеко, а холодом меня пробрало. Разглядела я: глаза у него страшные, разноцветные, один зеленый, кошачий, а другой черный, как у нежити какой.

Тут я струхнула и в горницу у окна спряталась. Это Алена у нас смелая да отважная – на мужа своего будущего с поленом пойти не побоялась, меня защищая, - а мне только мявкни рядом неожиданно, и я уже в обморок падаю. Даже тараканов тапкой с закрытыми глазами бью.