– Скоро узнаете, – так же взвился и так же взвизгнул Шурыгин. – Тогда покажу.

– Ага, значит, невеста, – умудренно махнул рукой начальник, как на нестоящее. – Неужели задумали жениться? – похоронно покачал он узкой головой на широкой шее. – Что же вас заставляет? Разве мало таких… канашек?

– Жаль на кого попало тратить свое естество, – сказал Шурыгин. – А от этой и детей иметь не стыдно будет, ха-ха!

Начальник опять сделал кистью руки прежнее нестоящее движение, точно прикрыл на столе ладонью букашку.

– Смотрите… Какая попадется…

Веселый, шумный, нетерпеливый, помолодевший, даже похудевший, с охапкой покупок в руках, с вином, с пирожными, с апельсинами ввалился наконец вечером Шурыгин к своей Наталке-Полтавке.

– Талочка, миленькая, золотце мое, погляди скорее, какие такие разные штучки принес я тебе! – говорил он, сваливая с себя на подоконник гору продовольственных подарков. – Целуй за это скорее меня сюда, нá тебе мои губы, скорее, бегом!

И он поворотил от окна назад лицо.

– Что-что? – иглой вонзился в него острый и длинный окрик Наташи, и было слышно, как она топнула о пол своей маленькой детской ножкой. – Что за «Талочка» такая, что за «ты», и какие такие поцелуи? И потом, вы врываетесь в мою комнату без всякого предупреждения, как к себе домой!

Шурыгин согнулся, втянул в рукава руки, уставил на Наталку выбритое, удивленно-вытянутое лицо.

– Э… э… э… – захрипел он с жалким видом. – А разве мы сейчас не у себя дома?

– Что-о???

Он сжался под ее вопросом, под ее неприятным взглядом, покосился по сторонам, как вор, услыхавший за стеной подозрительный шорох, и так осторожно опустился на стул, как будто боялся напороться на уголки.

– Можете даже не садиться! – закричала Наталка, на всякий случай держась от него поодаль и разговаривая с ним через стол. – Я должна вас предупредить, что сегодня, то есть вчера, хотя это безразлично когда, мои обстоятельства резко изменились. Ко мне приехал с Украины земляк, можно даже сказать, друг детства, студент…

– Ну и что? – согнуто приподнялся со стула встревоженный Шурыгин…

– Ну и не перебивайте меня! – грубо оборвала она его. – Так вот, у этого студента очень большие способности и очень большое тяготение к науке, и совсем нет комнаты, и совсем нет надежды получить в Москве комнату, хоть попрощайся с наукой и полезай обратно в украинскую яму! И чтобы долго вам не рассказывать, я скажу прямо, что он согласен жениться на мне, слышите, не жить со мной, как собирались вы, а жениться на мне самым настоящим образом, и по-церковному, и по-советскому, по-всякому, по всем обрядам!

– За-за к-комнату??? – поднял со стула на Наталку лицо Шурыгин и скривил такую уморительную рожу, какую курсистка еще видела только один раз в жизни в посудном магазине, выставившем в центре витрины для приманки публики пузатую фарфоровую фигуру смеющегося китайского болванчика.

Его откровенный, насмешливый, губастый вид сразил уверенность курсистки, сбил ее с толку, и она на момент растерялась перед его слишком прямым вопросом.

– Отчасти, конечно, да, за комнату, – залепетала она, нахмурилась и, перебирая в воздухе тонкими пальчиками, собиралась с мыслями. – А отчасти, конечно, нет, не за комнату… А в общем, не за комнату, совсем не за комнату… Когда любишь, разве знаешь, за что любишь! – вдруг вскричала она яростно, исказив лицо и показав белые зубки, как маленький нападающий хищник, а потом заговорила с прежней уверенностью и прежним воинственным тоном: – По крайней мере, я буду законная жена, а не любовница, не содержанка! Я вам не бульварная все-таки, и вы не на такую напали! Правда, у меня был один такой момент, когда я готова была смотреть на ваше предложение как на спасение, но это происходило оттого, что я очень долго не обедала, а когда я потом у одной подруги пообедала, я поняла, что совершила бы великую глупость, если бы связалась с вами, – лучше пойти просить милостыню. А главное, у того студента связи, большие связи, в самых важных местах, и он обещал устроить меня на хорошую службу, где всё: и жалованье, и пайки, и обмундирование, и командировки, и санаторное лечение…