Конечно, скоро она перерастет это состояние, но пока она точь-в-точь как последняя картинка из премиленького пособия под названием «Чудо жизни» (предыдущие картинки из этой серии еще менее аппетитны). Хорошо, что мы не видим детей, пока они не оформятся для дебюта, иначе бы род человеческий пресекся.

Может, лучше было бы откладывать яйца. Наш процесс размножения далеко не совершенен, и женщины понимают это лучше прочих.

Я пошла вниз посмотреть, не пригожусь ли детишкам постарше. Выяснилось, что нет: их только что покормили, и теперь в изоляторе дежурили одна из стюардесс и молодая женщина, которую я раньше не встречала. Они клялись, что работают всего несколько минут. Но я все равно осталась с ними, лишь бы не лезть на свою полку. Потом попыталась помочь: проверяла младенцев, передавала мокреньких, как только освобождался столик.

Это немного ускорило дело. Потом я достала из люльки маленького кривляку и начала укачивать.

– Я готова, давай его, – повернулась ко мне стюардесса.

– Он сухой, – ответила я. – А может, она. Просто ему одиноко и он хочет, чтобы его приласкали.

– У нас нет на это времени.

– Это еще неизвестно. – Самым неприятным в этом питомнике лилипутов был повышенный уровень шума. Детишки будят и провоцируют друг друга, и децибелы растут в геометрической прогрессии. Конечно, всем им было одиноко и все они были напуганы – я бы на их месте наверняка испугалась. – Ласка детям нужна больше, чем что-либо другое.

– Им всем давали по бутылочке.

– Бутылочка не умеет обниматься.

Она не ответила, просто стала проверять других детей. Я знала, что права: ведь малыш слов не понимает, не знает, зачем он здесь и что случилось. Поэтому он плачет, и его нужно успокоить.

Герди появилась как раз вовремя:

– Могу ли я помочь?

– Конечно можешь. Вот… держи этого.

Минут через пять я завербовала еще трех девушек примерно моего возраста и зацепила Кларка – вместо того чтобы спокойно лежать на койке, он таскался по проходам. Энтузиазма он не проявил, но и не удрал – лучше уж что-то делать, чем скучать.

Больше помощников искать не стоило – им негде было стоять. А работали мы так: две няньки отступили на шаг в изоляторы, а управляющая всем процессом (это я) стояла на крошечном пятачке у трапа, готовая шарахнуться в любой момент и в любом направлении, впуская людей в туалеты и выпуская, конечно. Герди, самая высокая из нас, стояла чуть сбоку и передавала самых плаксивых мне для вынесения вердикта: мокрых – пеленать, а сухих – укачивать, а когда они уснут – обратно в люльки.

В деле разом были самое малое семь малышей, а иногда и целый десяток, потому что при 0,1 g ноги совсем не устают, а ребенок почти ничего не весит. Можно держать по малышу на каждой руке, что мы, кстати, и делали.

Через десять минут наших стараний крик и плач затихли до уровня отдельных всхлипов. Я и не надеялась, что Кларк выстоит до конца, но он держался молодцом. Может, потому, что в нашей команде была Герди? Он укачивал малышей с таким выражением мрачного благородства на лице, какого я раньше не видела, и вскоре даже начал приговаривать «баю-бай» и «спи, малышка, спи», словно всю свою жизнь только этим и занимался. И вот ведь чудо: детишкам он очень нравился, у него на руках они затихали быстрее, чем у любой из нас. Может, он их гипнотизировал?

Это продолжалось несколько часов. Время от времени мы перегруппировывали силы: подходили свежие добровольцы, а те, кто уставал, – отдыхали. Меня тоже разок подменили. Я быстренько перекусила, часок полежала в своей ячейке и снова приняла вахту.