Снова иероглифы.
Да что такое.
– Я хочу туда, где эти каракули не рисуют, – буркнуло созна… буркнул Барсук.
– Вам доступен выбор из всех имеющихся точек возникновения в Грязи. Показать карту? Да/Нет.
– Да.
– Предупреждение. Зеленые, наиболее благоприятные для вас точки возникновения были предоставлены списком. Желтые точки менее пригодны для вашей расы и класса. Далее идет смещение в красный спектр. Точки, находящиеся в этой зоне, сделают процесс развития затруднительным. Чем точка ближе к насыщенному красному цвету, тем менее она пригодна для обитания Тануки. Точки возникновения из черного диапазона непригодны для вашего существования.
– Например?
– Океанские глубины оптимальны для подводных рас. Вы там захлебнетесь. Возродитесь. И снова захлебнетесь. И так будет до тех пор, пока не смените персонажа. Жерла вулканов предназначены для существ стихии огня. Вы там сразу сгорите. Воскреснете. И снова…
– Все-все, я понял. Черные можно не показывать. Хм… мне почему-то импонирует вот эта местность. Вот просто тянет туда.
– Это Киммерия. Входит в состав российского сектора.
– Точки красные, но не слишком яркие. Можно мне туда?
– Предупреждение: в запрошенной местности отсутствуют классовые наставники и линейки квестов для вашей расы.
– Это критично?
– Развитие вашего персонажа в этой местности будет затруднено, но возможно.
– Тогда туда.
– Вы подтверждаете выбор локации Киммерия в качестве точки возникновения? Да/Нет.
– Да.
Дмитрий Оболенский прикрыл глаза и начал рассказ. Слова давались ему с трудом. Да и рассказывать такое… такое… совершенно незнакомому человеку… Странно, но незнакомому… легче. Да, легче. И даже хорошо, что она там всякие мостики не стала наводить, доверительные отношения устанавливать. Иначе… наверное бы, не смог.
– Ну что, сынок. Горжусь, – Генерал Армии крепко пожал мне руку. – Отслужил, достойно. Не в штабе, отсиживался. И не в госпитале провалялся. Настоящим мужчиной стал! Думал уже о стезе жизненной?
– Так точно, това… Ой, прости пап… Думал. Более того, подал документы в Департамент Спасения и Защиты.
– Молодец, Дима! Помощь нужна?
– Нет. Я сам.
Полгода меня тестировали, потом еще два – обучали. Плохо тестировали. Или я хорошо притворялся спасателем. Хотел быть сильным. Похожим на отца. Достойным.
Наконец приняли. Я и в горах был, альпинистов со скал снимал. И по канализации ползал, диггеров искал заплутавших. И в глубины океанские нырял, корпус подлодки резал… И стал Спасателем, как говорится, широкого, мать его, профиля.
Хотя какой, на хрен, спасатель? Отспасал свое…
Оболенский замолчал, привычно уставившись в видимую только ему одному точку на стене.
– Продолжайте, – мягким голосом напомнила о себе Ольга.
Дмитрий, не глядя на психоаналитика, заговорил. Тускло. Безжизненно. Совершенно безэмоционально.
Вымазанный в золе и грязи мужчина прыгал вокруг меня, заламывал руки, выдергивал несгоревшие остатки волос. Почти черные от сажи щеки прочертили дорожки от обильного слезотечения. Настоящее Горе? Или дым глаза ест?
– Дочь! Там моя дочь… дочь… моя! В моя… в комнате в моя… слева дочь… моя… от двери в комнате!!! Прошу! Скорее!!! В комнате… дочь! Слева!
Я кивнул. Некогда слушать, у него шок. Заговаривается. Быстрым, привычным движением поправил экзо-термо-костюм. Натянул маску, включил подачу воздуха. И вошел… нет, вбежал, в бушующее пламя.
Слева… От двери… Сканер теплового излучения в условиях пожара бесполезен. Но ведь я, когда вошел, слышал крик. Слышал. И помню четко, показалось, орут справа. Но я пошел налево. Мужик что-то лопотал о налево…