Выдохшаяся от собственных криков и нервов, Ханна снова падает на мягкий диван в гостиной и, борясь со сном после почти суточного бодрствования, гипнотизирует дверь. На улице уже вечер следующего дня, Ханна ничего не ела, выпила два графина воды с лимоном, а Гидеона все нет. Она просит у прислуги черный кофе, выпивает его и, намереваясь в этот раз пойти до конца, выходит во двор.

– Или вы немедленно отвезете меня к своему боссу, или я спалю особняк. Проверьте мое личное дело, там есть поджог, – скрестив руки на груди, смотрит на разгуливающую перед виллой охрану Ханну. На самом деле они пугают Ханну, она не знает, почему в мирном Мармарисе кто-то, кто не относится к правящей верхушке, может позволить себе целую армию вооруженных головорезов, разгуливающих по двору, но решает, что это означает вседозволенность, и воевать с таким ей будет очень сложно.

– К нему сейчас нельзя, – прокашливается охранник под два метра ростом, который спокойно одной рукой может сломать Ханну.

– Мне плевать. Набери его и дай мне трубку, я уже и так потеряла почти сутки здесь, – поджав губы, смотрит на него девушка, не выдает свой страх.

Уставший от непрекращающихся истерик охранник задумывается, а потом отходит и подносит телефон к уху. Через минуту он кивает Ханне на бмв у ворот, и обрадовавшаяся первой победе девушка бежит к автомобилю.

Ханна прилипает к стеклу, с интересом рассматривает улочки нового города, поражается обилию огней. Родной город девушки тоже красив, но он все же уступает Мармарису, который выглядит куда богаче и интереснее. Что больше всего поражает Ханну – это как умело в эти каменные джунгли вплетена зелень, после каждого квартала небольшой парк, даже на тротуарах деревья не уступают количеству уличных фонарей. Ханна искренне наслаждается красотой ночного Мармариса и даже забывает о своем положении за эти сорок минут в пути. Автомобиль наконец-то останавливается перед старинным зданием с колоннами и белыми мраморными лестницами, напоминающим театр, и Ханна идет за охраной. Войдя в зал, она понимает, что не ошиблась, это точно театр, только вместо постановки на сцене прямо под огромной люстрой вцепились в бою двое обнаженных по пояс мужчин.

– Кто проводит бои в театре? – в шоке смотрит на сцену девушка и только потом переводит взгляд на разодетых людей, собравшихся в театре. Все ряды заняты, присутствующие увлечены боем, выкрикивают поддержку, и Ханна чувствует, как охрана легонько толкает ее в спину. Ханна двигается к центру и наконец-то замечает Гидеона. Мужчина сидит в кресле по центру в пустом ряду, рядом с ним расположилась роскошно выглядящая девушка, на профиль которой Ханна залипает пару лишних секунд. Судя по всему два параллельных ряда заняты его приближенными.

Ханна набирает в легкие побольше воздуха, медленно его выдыхает, готовится к разговору, который казался легким на вилле, но сейчас она в этом сомневается. Решив, что она готова, девушка двигается прямо к Гидеону и останавливается рядом с его креслом.

Гидеон выглядит шикарно в серой рубашке, широко расставленные длинные ноги обтянуты черной тканью, на покоящейся на бедре руке поблескивают массивные золотые часы.

– Я там извелась, а ты тут как мужики друг друга лупят смотришь? – подбоченившись, смотрит на него Ханна, а девушка рядом с ним смеряет ее недовольным взглядом. В этом взгляде нет восхищения, зависти – всего того, к чему она привыкла, и тут Ханна понимает, что она стоит в тюремных лохмотьях с осунувшимся лицом, что та, кто покорял Кале, похожа на трубочиста, и спесь сбивается. – Ох, простите, я попробую снова, – злая на полное игнорирование со стороны мужчины Ханна отступает и делает реверанс. – Ваше высочество, объясните вашим покорным слугам, что меня нужно отвезти в порт и посадить на корабль!