Примерно неделю спустя в один из вечеров Мария уже собиралась ложиться спать, как вдруг услышала внизу топот ног и гул встревоженных голосов. Пытаясь понять, в чем дело, она спустилась в большой зал и обнаружила, что придворные окружили гонца в королевской ливрее. Все говорили одновременно. Леди Шелтон и леди Клер истерически всхлипывали поодаль. Леди Брайан с озадаченным видом стояла в сторонке.

– Что случилось? – спросила Мария.

– Королеву арестовали и отвели в Тауэр, – ответила леди Брайан.

Мария оцепенела. Она и представить не могла, что ее друзья планировали именно это.

– Что она сделала?

– Похоже, никто не знает. Гонец уж точно нет. И одному Богу известно, что теперь будет с моей маленькой леди. Мне остается только молиться за счастливый исход для нее. Ей ведь еще и трех годочков нет, слишком мала, чтобы потерять мать.

– Возможно, до этого не дойдет. – Мария попыталась успокоить старую няню (они обе отлично знали, что человек, попавший в Тауэр, крайне редко оттуда выходил), после чего повернулась к леди Шелтон. – Постарайтесь не нервничать. Нет причин для расстройства, пока вам неизвестно, что происходит в действительности.

– Вы так думаете? – разрыдалась леди Шелтон. – Пророчество[1] уже было на стене какое-то время. Поверьте, был составлен план по свержению королевы. А когда Анны не станет, мне припомнят, что я была ее теткой и обращалась с вами жестоко.

– Что ж, я постараюсь, чтобы все узнали правду, – заверила ее Мария. – И расскажу о вашей доброте. Я понимаю, что вам пришлось очень тяжело.

Оставаться внизу больше не имело смысла, и Мария вернулась к себе в комнату, размышляя о том, какие обвинения могли выдвинуть против Анны. И что такого обнаружил Кромвель в тех французских донесениях об этой женщине?

Она должна была радоваться, что ее главный враг арестован. Наглядная демонстрация неотвратимости Божественного возмездия за все то зло, что Анна причинила покойной королеве, лично ей, Марии, и всему королевству. Но похоже, победа оказалась пирровой, поскольку, пока Мария лежала без сна, она думала лишь о маленькой девочке, которой, возможно, вскоре суждено остаться без матери.

Два дня спустя, когда Мария играла в саду на лютне, принесли письмо от Шапюи. Она прочла послание, и у нее глаза полезли на лоб. Ведьме предъявили обвинение в измене. Ее обвинили в прелюбодеянии с пятью мужчинами и в том, что она замышляла убить короля. Тех мужчин уже заключили в Тауэр. Среди них был родной брат Анны, лорд Рочфорд, а еще одним оказался скромный музыкант Марк Смитон.

Мария не могла в это поверить. Ведьма отнюдь не была дурой. Зачем ей всем рисковать, изменяя королю? И зачем замышлять смерть короля, если он был бастионом, стоявшим между ней и ее врагами? И тем не менее это казалось вполне правдоподобным, если учесть ее порочность и плохую репутацию. Быть может, Анна, отчаянно хотевшая родить сына, решила поискать мужчину на стороне, способного его подарить. Мария тут же подумала о Елизавете, находившейся сейчас с визитом при королевском дворе, который в данный момент расположился в Гринвиче. И что из этих ужасных событий она успела увидеть? Да и вообще, была ли она родной дочерью короля?

Но так или иначе то, что обрушилось на ее мать, наверняка самым ужасным образом отразится и на Елизавете. При этой мысли у Марии больно сжалось сердце.

Шапюи считал, что Анна виновна. Он дал понять, что способствовал ее аресту, и сказал, что надеется довести дело до успешного завершения.