Голос матери дрожал от едва сдерживаемых эмоций.

– Моя дорогая подруга, когда речь снова зайдет о Великом деле короля, постарайтесь заверить Марию, что я нахожусь в отличном расположении духа и меня поддерживают добрые друзья. Пусть продолжает спокойно жить и верить, как верю я, что Господь все управит. Ну и конечно, позаботьтесь, чтобы она хорошо питалась, почаще была на свежем воздухе и не сидела сложа руки. Так ей будет некогда размышлять о своих несчастьях. Ну а я останусь здесь настолько, насколько смогу.

* * *

К началу апреля Марии стало гораздо лучше: она уже могла сидеть в кресле и принимать легкую пищу. Врач был очень доволен.

– Совсем скоро принцесса окончательно поправится, – сообщил он королеве.

– Слава Богу и всем Его святым! Я так волновалась! – воскликнула она и, повернувшись к Марии, добавила: – Мое дорогое дитя, я с удовольствием осталась бы с вами, но сейчас, когда вы пошли на поправку, я должна вернуться ко двору. Я не смею отсутствовать дольше чем следует. Да и вообще, кто знает, что там происходит в мое отсутствие! Я уезжаю завтра, хотя и с тяжелым сердцем, но передаю вас в любящие руки леди Солсбери. Поверьте, так будет лучше для всех.

– Ах, как мне хочется, чтобы вы остались! – прильнув к матери, всхлипнула Мария.

– Мне тоже, дочь моя. Но я спрошу у вашего отца, можно ли вам прибыть ко двору. Бог даст, мы скоро снова увидимся.

Когда мать уехала, Мария сразу пала духом, хотя и лелеяла надежду, что скоро вернется ко двору. К величайшему удовольствию своего врача, она уже почти поправилась, но у нее вдруг начались нерегулярные болезненные месячные и изнурительные головные боли.

– Причина в вашем возрасте, дитя мое. – Леди Солсбери прекрасно понимала, что словами горю не поможешь, особенно когда кого-то мучают спазмы внизу живота и мигрени. – У вас реакция на трения между родителями. Ваша преданность родителям жестоко разрывается пополам. Нельзя ставить ребенка в столь ужасное положение. – За все это время она еще никогда не позволяла себе быть такой откровенной.

Леди Солсбери попала в самую точку. Марию постоянно разрывали пополам: она любила своего отца, но прямо сейчас была на стороне матери. Мария отчаянно скучала по ним обоим: она тосковала по матери, которую обожала, и по тому отцу, каким он когда-то был. Одинокая и несчастная, Мария искала утешение в молитвах перед алтарем. Она просила Всевышнего положить конец ереси, а также ускорить решение папы римского.

Когда мать сообщила в письме, что Мария не получит приглашения ко двору, это стало ужасным ударом. Она, конечно, догадывалась о причине произошедшего и проклинала Анну Болейн за пагубное влияние на короля. Теперь Мария молилась еще и о том, чтобы отец смягчился и перестал препятствовать их воссоединению с любимой матушкой. И на сей раз Господь, похоже, внял молитвам принцессы, так как в июле пришло приглашение ко двору в Виндзор, после чего все недуги Марии – мучительные мигрени и болезненные месячные – сняло как рукой. Она с радостью бросилась помогать служанкам укладывать вещи, а когда отправилась в путешествие, Англия показалась ей прекрасной, как никогда: все вокруг было в полном цвету, солнце заливало золотым светом зеленые поля и пестрые деревья, а легкий ветерок шевелил листву.

* * *

Приветствие отца было достаточно ласковым, а его беспокойство по поводу самочувствия дочери – вполне искренним, однако король явно находился в состоянии холодной ярости. Что, вероятно, объяснялось затянувшимся молчанием Рима. Со времени начала процесса миновало почти два года. И о чем только думал папа? Затягиванием с ответом он определенно оказывал Церкви медвежью услугу. А теперь, по словам леди Солсбери, король прощупывал мнение университетов по поводу своего Великого дела. Впрочем, Мария плохо понимала смысл данной затеи.