– Увы, Мария! – Королева покачала головой. – Боюсь, будет продолжена тактика проволочек. И я не надеюсь на беспристрастный суд, поскольку он проводится в стране, которой правит мой муж, и вторым судьей является кардинал Уолси, который одним щелчком пальцев избавится от меня. Нет, я хочу, чтобы мое дело рассматривалось в Риме.

– И вы думаете, его святейшество решит вопрос в вашу пользу?

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

Марии хотелось остаться при дворе и поддержать мать, но в свете предстоящего суда оба родителя решили, что для дочери будет лучше вернуться в Хансдон. Она с болью в сердце расставалась с матерью, оставляя ее на произвол судьбы.

Когда Мария пошла попрощаться с отцом, то застала его в обществе кардинала.

– Мария! – воскликнул отец, как всегда полный энтузиазма. – Надеюсь, мы и оглянуться не успеем, как вы к нам вернетесь.

Да, с горечью подумала она, но при каких обстоятельствах? Прикажут ли кардиналы отцу вернуться к жене? Или она, Мария, возвратится ко двору, лишенному своей королевы.

Чтобы скрыть от отца, как сильно она сердится на него за то, что он вверг их семью в пучину несчастий, Мария низко склонила голову и опустилась перед ним на колени для получения благословения. Кардинал Уолси тепло попрощался с крестницей, но она заметила, что его всегда цветущее, пухлое лицо осунулось и побледнело. Значит, он тоже страшился предстоящих слушаний. Возможно, опасался гнева короля, если вердикт будет вынесен не в его пользу. В этом деле не будет победителей.

В Хансдоне Мария, отрезанная от мира, с волнением ждала новостей. Леди Солсбери, как обычно, относилась к своей воспитаннице с заботой и любовью, но и она пребывала в угнетенном состоянии духа. Ее сын Артур умер в прошлом году от потливой лихорадки, а другой сын, Реджинальд, уехал в Италию для продолжения щедро оплачиваемой королем подготовки к посвящению в священнослужители. Мария сожалела о том, что отец не согласился на ее брак с Реджинальдом, который наверняка стал бы идеальным мужем. Однако, приняв духовный сан, он уже никогда не сможет жениться.

Мать Реджинальда гордилась призванием сына и в то же время боялась за него, поскольку из своего безопасного далека он открыто называл Анну Болейн Иезавелью и Ведьмой.

– Я уверена, что Реджинальд прав и она ответственна за всю эту ложь, – как-то за ужином сказала леди Солсбери своей воспитаннице; теперь у них не было друг от друга секретов. – Но мне хотелось бы, чтобы он высказывал свои взгляды не так откровенно. Боюсь, теперь ему придется остаться за границей, поскольку, проявив неблагодарность, он лишился поддержки в Англии. Ведь, как ни крути, король великодушно оплатил его образование. Нельзя кусать руку дающего.

– И все же Реджинальд прав. – У Марии пропал аппетит, и она оставила половину еды на тарелке.

– Увы, мое дорогое дитя, одной правоты мало, когда бал правит сила. Сейчас очень многие переживают кризис совести из-за этого Великого дела. Нам остается только молиться, чтобы кардиналы смогли его разрешить.

Послания от матери приходили реже, чем хотелось бы, да и были не слишком информативными. Похоже, она не могла довериться перу и чернилам, возможно из опасений, что письма могут быть использованы для ее компрометации. Ведь Уолси наверняка внедрил шпионов в окружение королевы.

И вот как-то раз леди Солсбери внезапно появилась в классной комнате, где Мария занималась с доктором Фетерстоном переводом с французского.

– Я получила письмо от леди Эксетер, – сообщила воспитательница.