К Рождеству Марию вызвали ко двору, и в ее душе зажегся луч надежды. К королю вернулось хорошее настроение, он снова стал прежним – благодушным, любящим и гордым отцом. Находясь в обществе родителей, Мария не находила никаких признаков неблагополучия и уже начала лелеять надежду на лучшее.

Однако уже в первый вечер пребывания во дворце Мария, направляясь на пиршество в зал для приемов, с удивлением увидела, как Анна Болейн горделиво прохаживается в толпе лебезящих придворных, красуясь перед королем, который не сводил с нее завороженных взоров. При этом Анна демонстративно игнорировала королеву, покорно сидевшую рядом с супругом и терпевшую ради него столь унизительную ситуацию. Более того, при виде Марии Анна наградила ее пренебрежительным взглядом, удостоив лишь слабым намеком на реверанс. Что уже ни в какие ворота не лезло!

К тому моменту, как начались игры в жмурки, шахматы и кегли, вызывающее поведение этой женщины настолько взбесило Марию, что у нее уже едва хватало сил сдерживаться. Стараясь находиться поближе к матери, она заставляла себя быть милой с отцом, который пытался ее развлекать.

А затем в День святых Невинных Младенцев Вифлеемских мать отвела Марию в сторону и, усадив в кресло, тихо сказала:

– Полагаю, вы слышали о том, что люди называют Великим делом короля.

– Да, миледи, – судорожно сглотнула Мария, не умевшая лгать.

– Вас это не должно беспокоить, – заявила мать. – У вашего отца имеются некоторые сомнения насчет разрешения, данного нам папой Юлием, но папа Климент, который сейчас решает этот вопрос, прислал кардинала Кампеджо рассмотреть наше дело на специальном суде вместе с кардиналом Уолси. Надеюсь, все скоро разъяснится, и совесть вашего отца наконец успокоится.

Мария больше не могла молчать:

– Но отец хочет жениться на своей любовнице Анне Болейн.

Это было скорее утверждением, чем вопросом.

Королева бросила на дочь испуганный взгляд:

– Если папа признает наш брак недействительным, то король сможет жениться на своей любовнице. По его словам, у Анны есть все данные, чтобы стать хорошей королевой.

– Но она не королевской крови… да и вообще не слишком любезная.

– Не слишком любезная?

– Она продемонстрировала свое неуважение ко мне! И к вам тоже! Я ненавижу ее!

Екатерина была явно шокирована. Мария еще никогда не произносила в присутствии матери таких злобных речей, но отнюдь не жалела о своей несдержанности. Ведь это было правдой!

Со страдальческим видом королева сжала руку дочери:

– Мы должны быть к ней снисходительны. Ради короля.

В груди Марии вспыхнул гнев.

– Миледи, моя дорогая матушка, я не могу. Даже для того, чтобы доставить вам удовольствие. Она порочная женщина, которая хочет увести у вас мужа.

– Мария! – Королева схватила дочь за плечи. – Король или кто бы то ни было не должен слышать от вас подобных речей. Вам положено чтить своего отца. Скоро – и я истово молюсь об этом – все образуется, и любовница Анна будет забыта.

Ах, ее слова да Богу в уши!

– Я понимаю, – обняв мать, сказала Мария. – Тогда я, пожалуй, пойду поиграю со своим новым щенком.

Мария оставалась при дворе до весны. Временами ей страстно хотелось уехать, потому что дворец, точно улей, гудел от сплетен, которые она не желала слышать. Было ужасно осознавать, что проблемы ее родителей пережевывались и смаковались. Марию шокировали непристойные, хотя и малопонятные, разговоры об отце и Анне Болейн. И никуда было не деться от Анны, которая рассчитывала в скором времени выйти замуж за короля и строила из себя королеву. Мария предпочитала по возможности находиться в своей спальне или в покоях матери, стараясь стать для нее утешением. Впрочем, мать никогда не жаловалась. Ее смирению позавидовала бы и святая. И она была тверда в своей решимости.