Решаю повременить, разворачиваюсь в обратную сторону и иду к Веронике – офис-менеджеру на ресепшн.

– Зашел в лифт? – показываю одними глазами на Карабаса-Барабаса, не поворачивая головы.

Напрасно мужчины помешались на модных бороде и усах. На некоторых эти атрибуты мужественности выглядят комично, особенно когда кто-то пытается компенсировать этим маленький рост, любовь к пельменям перед сном и отвращение к физической активности.

– Всё, путь свободен, – шепотом отвечает мне черноволосая и большеглазая Вероника, будто заскочившая на пару минут в банк прямо с подиума.

Почему я боюсь Карабаса-Барабаса?

Придется рассказать кое-что о себе.

Моя должностная инструкция занимает целых пять альбомных листов. Но утомлять вас бесконечным списком своих обязанностей не буду. Пункт номер десять обязывает меня контролировать: а) соблюдение работниками режима рабочего времени; б) присутствие в офисе (проще говоря, посещаемость).

И не просто проверять, но наказывать нарушителей.

Стукач я, короче.

В оправдание скажу, что другого выхода у меня нет. Все передвижения в офисе фиксируются системой с точностью до секунды. Отчетность прозрачная и доступна руководству банка. Мою работу, как и любого другого работника, ежегодно проверяет независимое подразделение внутреннего аудита. Вот они настоящие кровососы, раздуют из мухи такого слона, что жалостливое укрывательство «опоздунов» обернется с подачи аудиторов чуть ли не коррупционным преступлением. Хотя самое большое, что мне предлагали – это шоколадка.

Не накажу я – накажут меня.

Но я честна и нелицеприятна. Никакая дружба, статус и ранг в компании не спасут нарушителей от моей кары (здесь должен быть зловещий смех: «Бу-га-га»).

Рабочие разговоры по телефону со мной напоминают диалог с Siri или «Алисой». Только по делу. «Договориться» не выйдет, если Вы реально проштрафились.

Три опоздания в месяц, хотя бы на секунду, – нарушитель получает письмо от меня, после которого его квартальная премия уменьшится на четверть, как недопеченные эклеры, когда преждевременно открываешь дверцу духовки.

Уж я-то знаю толк в эклерах. Выпечка – ещё одно моё хобби. Торты, пироги, кексы, пончики, меренги, чуррос, муссы. Эта любовь у меня от мамы. Во времена её молодости не было ни интернета, ни инстаграма с обилием понятных рецептов. Мама переводила со словарем статьи из кулинарной рубрики немецкого журнала «Burda Moden». До сих пор помню её творожно-клубничный торт. Пока родители были в поликлинике, я незаметно отрезала тонюсенький кусочек от оставшейся с вечера части десерта. Никак не могла дождаться их возвращения, а по семейной традиции сладкое мы ели только все вместе за столом.

Так что на выходных я совершенно другой человек. Не ненавистная кадровичка. Субботний пекарь – так написано в шапке моего основного профиля в инстаграме.

Работа в нашей компании потребовала от многих жертв – супругов, хобби, молодость, спортивную фигуру. А теперь ещё лишает нас индивидуальности.

На юбилей банка нам «подарили» макияж и портретную фотосессию. Позавидовали? Не торопитесь. Бесплатный сыр только в мышеловке. На всех фото стоял новый логотип компании. Ребрендинг – продать старое в новой обёртке. Теперь работники должны, словно по сигналу таймера, одновременно сменить аватарки в соцсетях, мессенджерах и опубликовать пост с рекламным хэштегом. У всех одинаковый фон сзади, все в белоснежных рубашках, будто армия клонов, штурмующих интернет. Но мы же КОМАНДА. Ещё одна причина моего подпольного писательского блога, в котором могу публиковать то, что Я хочу, а на аватарку и вовсе поставить любимую актрису, котика или рисунок племянницы. Какой ещё племянницы? Нет её у меня. Ох, куда воображение занесло.