Ирка была уже учёная и тут, на Мангупе, не постеснялась – сразу запросилась на раскоп. Дайте ей лопату! Ну или совок. А мыть керамику или рисовать – вот от этого увольте!

С керамикой у неё ещё в Херсонесе не заладилось. «Ну их, эти черепки, – морщила она нос, – вертишь-крутишь, фиг поймёшь, с какой стороны разрез делать. Кое-как с разрезом разберёшься – новые беды начинаются: масштаб не выдержала, заштриховала не так… А на раскопе и парней полно (что немаловажно, если учишься на стопроцентно девичьем факультете), и работа понятнее. Да и собственноручно найти что-нибудь сто́ящее надежда есть!»

После завтрака Ирка бодро прошествовала к столу под яблоней. Там, расчищая на его поверхности местечко для работы, уже возилась Нина.

– Ну, покедова! Мы на раскоп! – сказала ей Ирка, окидывая взглядом стол, заваленный керамическими черепками, карандашами и карточками из плотной бумаги. – О, тут тоже эти осы! Откуда их столько?.. А, кто-то огрызок оставил. Ну молодцы, чё! Кстати, эти жужелицы и мясо любят… Ой, Нин, помоги с банданой, а? – попросила она, поворачиваясь спиной и чуть наклоняя голову, чтобы подруге было сподручнее.

Нина аккуратно расправила узел на Иркином затылке, улыбнулась:

– Счастливо!

Нина оставалась в лагере. В отличие от Ирки, она была согласна на керамику в любом виде: ей нравилось рисовать, у неё это получалось легко, без напряга. Что касается мытья – это, конечно, не так интересно: дело довольно монотонное, и, как она уже поняла, сажают на него в экспедициях обычно новеньких девочек. Ну что же, занятие не самое интеллектуальное, зато вполне медитативное. А ей нынче было над чем поразмыслить…

Жужжала оса, медленно ползая по глиняным осколкам: феодоритская керамика, XV век.

Ирка уж было совсем ушла, однако вернулась, словно вспомнив что-то. Пожевав губами, сложила их в бутон, похожий на куриную гузку (такие физиономии корчить только она одна умела, это уж точно), спросила, понизив голос:

– Чего ж тебе такое снилось-то? А, Нин? Всю ночь ведь металась…

Нина ответила не сразу.

Вертя в руках осколок керамического донышка, подняла его, прищурила серые глаза, словно прицеливаясь, с какого ракурса делать разрез.

– Не помню… – зачем-то солгала она.

«Школа внетелесных путешествий» быстро стала темой для экспедиционных шуток. Уже несколько дней все только и обсуждали «выход в астрал», возможность «застрять в Фазе» и прочие тонкости.

Гена охотно консультировал предполагаемых адептов по вопросам техники управляемого сна и выглядел довольным возросшей популярностью. Любопытствовали все, однако любопытство это было весёлое и праздное. Никто, если честно, не воспринимал намерения Гены всерьёз, но лишь как повод для дурачеств и приколов. А «господа кавээнщики» (так их называл сам Гена) тут же вбросили в лагерный быт очередную шуточку – про занявших надолго дощатый лагерный нужник стали говорить: «застрял в Фазе».

Ирка давно заметила: если тема всплыла один раз, жди – будет то там то сям напоминать о себе. И точно. Выполняя поручение Борисова принести бумагу на растопку, она обнаружила в лохматой стопке старых журналов и газет тест на… «предрасположенность к осознанным сновидениям»!

Очередной дурацкий опросник-развлекуха на последней странице, какими пестрели газеты, оказался настолько в струю к недавним разговорам, что Ирка, как ворона побрякушку, газету стащила и сунула в карман.

Тут ей подумалось, что повёрнутых на эзотерике людей нынче не так уж и мало и Гене, если он всерьёз собирался устроить «школу внетелесных путешествий» или что-то в этом роде, стоило поторопиться, пока конкуренты не объявились прямо здесь, на Мангупе.