Размашистыми шагами он обходит стол и следует к выходу. Я тоже поспешно встаю, не зная, куда себя деть.

— Заканчивай ужин и поднимайся к себе, — бросает Адам уже у двери. — Поговорим позже.

— Может…

Я хочу предложить помощь, но меня не слушают. Мужчина выходит за дверь, а следом за ним и женщина. Я остаюсь одна и смотрю в тарелку с нетронутым салатом. Аппетита нет, но я все же беру вилку, заставляя себя съесть хоть несколько кусочков. Стресс вперемешку со страхом вряд ли положительно скажутся на моем организме, а отсутствие нормального питания может привести к полной потере молока. Такого я допустить не могу, поэтому быстро разделавшись с салатом, встаю из-за стола и поднимаюсь на второй этаж.

Когда мы шли сюда, в коридоре было несколько женщин из прислуги, а у двери стояла охрана. Сейчас же никого нет. Если бы не Родион, который остался наверху с няней, я бы уже бежала отсюда, сломя голову. Правда, когда вспомнила количество охраны на территории, заметно приуныла. 

Отсюда сбежать возможно только вперед ногами!

Я поднимаюсь по ступенькам, провожу рукой по деревянной лакированной поверхности и не могу понять, зачем холостяку такой огромный особняк. 

Что здесь одному делать?

То, что прислуга здесь нужна, и так понятно, иначе бы все вот это не блестело от чистоты, а давно покрылось слоем пыли. Но неужели нельзя было выбрать дом поменьше?

Сейчас я вдруг вспоминаю, как когда-то давно мечтала иметь такой дом. Чтобы большой, двухэтажный, для семьи, с огромной лужайкой и бассейном. Я представляла себя рядом с Тимуром, а рядом, как минимум, трое детишек. Двое мальчиков и девочка.

Теперь же я чувствую себя здесь неуютно. То ли потому, что осталась практически одна, то ли потому, что рядом человек, который защищает только свои интересы и которому наплевать на окружающих его людей.

На втором этаже я замираю, понимая, что совершенно не знаю, куда идти. Вроде бы и помню, откуда шла и куда меня вели, но отсюда все кажется другим. Коридор разделен на две части и по обе стороны есть комнаты. В нерешительности выбираю сторону и иду наугад, надеясь, что хотя бы двери окажутся неодинаковыми.

Увы, мне и здесь не везет!

Я начинаю паниковать, когда открыв пять дверей подряд, не нахожу Родиона с няней. Уже думаю возвращаться, но остается последняя дверь, и я иду к ней. Останавливаюсь, протягиваю руку к ручке, когда слышу истошный крик.

— Не тлогай меня, не тлогай, ты чудовище!

Крик настолько истошный, что я тут же отрываю руку и отхожу на несколько шагов назад. Убежать не могу, потому что кричит ребенок. И ей явно плохо.

Она боится.

— Тише, Маш, тише, я не чудовище, я твой папа…

А это уже голос Адама. Тихий. Хриплый. Бархатистый.

И…

Пробирающий до костей.

Я чувствую, как тело покрывается мурашками, а волосы встают дыбом.

Что вызвало такую реакцию: крик девушки или голос Адама, я не знаю, да и не хочу разбираться. Разве это имеет значение? Мне страшно, пожалуй, не меньше, чем малышке.

Интересно, сколько ей? И почему он ничего не сказал о дочери?

— Папа? — отсюда мне кажется, что девочка удивляется.

Я даже представляю, как она удивленно потирает глаза и смотрит на мужчину. 

— Папа. Тебе снова привиделось чудовище?

— Нет, не пливиделось! Он тут был!

— Кто он?

— Длакон!

Я совсем не хочу стоять и слышать их разговор, но сдвинуться с места у меня не получается. То, как Адам разговаривает с дочерью, гипнотизирует меня, пригвождает к полу и вынуждает слушать дальше.

— Драконов не существует, — мне кажется, я слышу его улыбку.

— Существуют! Еще как существуют! Он плиходит ко мне постоянно! И вы все мне не велите!