— Пусть будет.

Мне позволили выйти из кухни, но не дали вернуться в коридор, загородив проход собой. Я смотрела на его грудь, прикрытую голубой рубашкой, а потом подняла взгляд на лицо, не понимая как за несколько минут это человек занял львиную долю моей жизни, пускай и в пределах отдельно взятой квартиры.

— Игорь! Собери все, что посчитаешь нужным, — сказал Андрей, вновь встретившись со мной глазами. — Но главное, брось в сумку чертов кофе!

Он отпустил смартфон, убрав его в карман брюк.

— Так что?

Я дернула плечом, делая вид, что не понимаю его, а на самом деле не желая говорить ему правду. Пусть я не увижу его больше, но не стану выкладывать ему обидки и постыдные вещи, говорящие о собственной глупости. Я не привыкла жаловаться посторонним людям, потому что им, как правило, все равно; они не помогут, а вот сплетни и слухи распускать могут.

— Сегодня последний день перед выездом, — выдохнула я, проведя ладонями по его груди. — Я приехала сдать квартиру и обнаружила это, подписывая документы.

Этого мужчину нельзя было не хотеть. Только не с его напористостью и харизмой, уверенностью и распространяемыми ею флюидами.

— Поцелуй меня, — попросила я вместо ответа, — пожалуйста.

— Уверена в этом? — спросил он не без насмешки, но с мгновенно потемневшим взглядом.

Не дождавшись моего повторного утверждения, он сделал то, о чем я попросила, резко притянув меня к себе. Его пальцы зарылись в волосы, прижав меня к своему горячему рту, смявшему мои губы и оккупировавшему мой рот.

Он целовал меня с таким невероятным пылом и страстью, что все как будто заныло, ноги подкосились, а из груди вырвался, кажется, не принадлежащий мне стон. В этот момент он подхватил меня под ягодицы и понес обратно в погруженную в ночь спальню, поставил на кровать, но, вместо того чтобы продолжить целовать, отстранился.

— Раздевайся! — бросил он деловитым тоном, каким разговаривал с этим Игорем.

Это остудило мой пыл, вызвав целый каскад мыслей. Там было и то, за кого он принял меня, и то, что я дура дурная, балда наивная, тупица романтичная.

Я сделала шаг назад, осознавая в какую ситуацию загнала себя.

— Раздевайся! — вновь повторил Андрей и добавил еще кое-что, что расслабило меня: — Я не отвечаю за себя и не уверен, что сделаю это нормально, не порвав что-то.

Меня хватило на то, чтобы снять с себя водолазку, а потом застонать от болезненно-приятных ощущений его губ на своей груди, зарыться в его волосы и прижать к себе, чтобы продлить эти ощущения.

— Черт, — выдохнул он, отстранившись. — Давай же, Эда.

Я вздрогнула, подняв на него глаза.

— Что?

— Ничего, — отозвалась я, решив, что сейчас не тот момент, чтобы объяснять ему, что так меня давно не звали.

Я вновь принялась за джинсы и поняла, что не справлюсь с этой простой задачей. Почему? Тяжело раздеваться, когда целуют вот так горячо, жадно и изводяще. Он не просто тянул грудь, сжимая ее в ладони. Он играл ее вершинкой, а потом втягивал в себя, повторял то же самое рукой, но с другой грудью, и заставлял дергаться от крышесносных ощущений.

— Нет, ты сними их! — потребовала я, понимая, что не справлюсь с этой простой задачей. — Пожалуйста! Я не смогу!

Жизнь меня не готовила к такому, подбрасывая прежде совсем других, куда менее темпераментных любовников.

— Кукла! — прорычал он, впившись пальцами в мои бедра. — Ты с ума меня сводишь!

Если бы я могла, то сказала ему то же самое. Но Андрей вновь поцеловал меня, разлив во мне баночку с томлением.

Мне хотелось прикоснуться к нему всем телом, чувствовать каждой клеточкой и даже дышать им. Очень нужно было, чтобы он смотрел на меня, произносил имя, как никто прежде, и был во мне, конечно.