За нелепой шуткой крылась такая непоколебимая уверенность, что я расслабилась, чувствуя, что дышать становится легче.
Флин где-то раздобыл персональный портал в виде небольшого шарика, так что практически сразу после ужина, мы переместились на задний двор усадьбы графа Тадеуса Оберона, ныне принадлежавший королевскому приюту.
– Флин, ты не мог бы оставить меня одну? – смотрю в глаза мужчине, умоляя пойти мне на уступку. Он наверняка бы предпочел накачать свою издерганную сестру успокоительными отварами и уложить спать, а мне сейчас требовалось совершенно иное.
Поколебавшись, брат всё же кивнул и скрылся в доме, оставляя меня наедине с собой.
К моменту нашего возвращения наступил вечер и во дворе уже никого не было. Устроившись на скамейке, я с наслаждением осматривала всё то, с чем в глубине души уже распрощалась. То ли Флин перестал контролировать мои эмоции, то ли вид родного места так растрогал, но плотину прорвало. Одна слезинка, другая, третья… они переросли в бурный поток слез. Отдавшись чувствам, я не заметила, как оказалась в крепких, совсем небратских объятиях. Судорожно обнимая Ричарда за шею, я орошала его рубашку безудержным потоком слез, пока меня несли на руках в покои управляющей.
Знакомый звук закрывающегося замка сообщил, что мы вдали от посторонних глаз и ушей. Сквозь плач я уловила едва слышное утробное рычание, от которого вибрировала широкая мужская грудь. Глупо, наверное, но в этом рыке мне чудилось урчащее утешение, как будто большой зверь жалеет меня маленькую, срываясь с грозного рыка на поскуливание.
Сидя на мужских коленях я, через всхлипы и новые приступы рыданий, рассказывала о своих сегодняшних злоключениях. Говорила, говорила, говорила... иногда затихая, пряча зареванное лицо в изгибе шеи, а отдохнув продолжала свой рассказ вновь, пытаясь выплеснуть весь тот страх и жуткий холод, что наполняли душу. Ричард лишь прижимал меня, не сказав за всё это время ни единого слова. Но то, как он сцеловывал слезы с моего лица, держа в крепких объятиях и укачивая, было куда важнее и значимее тысячи слов.
И в один момент внутри что-то переключилось, я и сама не поняла, как потянулась к губам мужчины. Это как щелчок. Когда в один миг происходит что-то, и созревает понимание, что тебе жизненно необходимо в эту самую секунду. В голове вспыхивает лампочка с новой идеей. Навязчивой, неутолимой, желанной.
Ричард медлил долгие секунды, показавшиеся мне вечностью, но под лихорадочными поцелуями, которыми я покрывала его губы, лицо и шею, сдался. Я услышала судорожный вздох, а затем стремительно оказалась лежащей под крепким мужским телом, вдавливающим моё хрупкое в матрас, словно перекрывая попытки сбежать, если вдруг передумаю.