- Тогда скажи ей, чтобы быстлее всё вспомнила... - выдыхает Зефирка, сладко зевая и засыпая на ходу. Кирилл тянется укрывая её с кроликом, поправляет одеяльце и целует, поглаживая лобик.

Я не могу долго смотреть на эту картину, что-то сдавливает меня в тиски и почему-то становится трудно дышать. Он выходит из палаты немного позднее меня, подходит, равняясь с моим плечом и смотрит рядом со мной в окно.

- Ты так всегда делала, когда у нее что-то болело, - голос Кирилла хриплый и низкий. Я поворачиваю к нему лицо. - Целовала и она переставала плакать.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я что-то чувствую.

Что-то происходит между мной и Кириллом, как будто наши взгляды проникают гораздо глубже друг в друга, обмениваясь какими-то тайными мыслями, но это слишком сложно, болезненно и запутано, чтобы понять и дать этому название. Обрываю контакт первая, качаю головой и прикрываю глаза в попытке успокоить себя. В горле становится так сухо, что я не могу сглотнуть.

- Я хочу о ней больше знать, - потрескивающим
словно дым от костра голосом говорю я. Я не узнаю его, он словно мой, но в то же время чей-то другой, совершенно незнакомый мне. - Сколько ей полных лет? Когда родилась? Что она любит? Насколько помнит... Свою мать? - шепчу последнее и поворачиваю лицо, пронзительно глядя на Кирилла.

Его глаза распахнулись и кадык резко вздрагивает. Я уловила в нем волнение и что-то ещё, не могу понять. Он смотрит на меня так, словно видит первый раз, затем берет себя в руки и кивает.

- Ей почти четыре. В апреле будет, пятого. Она родилась, когда тебе исполнилось двадцать один.

- То есть мы с тобой... М-мы, - заикаюсь я.

- Мы поженились через месяц после твоего двадцатилетия, - продолжает мужчина.

- Ты как-то сказал, что прозвище ей придумала твоя жена... То есть я, - мой голос по прежнему будто не мой. - Но почему именно ,,Зефирка’’? У нее же аллергия на сладкое?

- Когда ты была беременна, тебя очень сильно тянуло на зефир... - на губах Кирилла появляется намек на улыбку, но он быстро исчезает. - И нет, у нее аллергия только на шоколад и орехи. Я тебе расскажу всё, что ты хочешь знать и даже больше. Может так ты быстрее вспомнишь, - он внимательно заглядывает мне в глаза.

Я вижу, как мужчина зажмуривается и понимаю, что сейчас больно не только ему.

- Алина... Арина, нас с Зефиркой возможно сегодня выпишут. Поехали с нами? Я хочу показать тебе наш дом.

13. 13

Сидя в полумраке комнаты, я даже не думала о том, что сейчас вокруг слишком тихо. Я никогда в жизни не была так близко к правде. Теперь я ещё ближе, максимально близко, и прижимаю ее к столу так, что самой больше некуда бежать.

- Ну как? Убедилась?

Его мягкий, но сильный голос режет повисшую в воздухе тишину подобно хлысту и я не знаю, что мне ответить. Потому что та тишина, возникшая после его вопроса, была вызвана лишь моим крайним потрясением.

Я смотрела на фотографии, перебирая их пальцами и не понимала, каким образом в них пропала чувствительность, а все мои ощущения сузились до этой маленькой квадратной карточки, откуда мне улыбалась девушка, похожая на меня, как две капли воды. Сзади ее обнимал Кирилл, а на ее руках находилась их почти годовалая дочь. Зефирка.

- Это не я, - вот и всё, что сумела выдохнуть, рывком бросив фотографии на стол, из-за чего они разлетелись, а некоторые упали на пол. - Это не я!

Я отчаянно заплакала и закрыла лицо руками, сотрясаясь в истерике.

- Господи, Арина, - мягкая поступь шагов, и я почувствовала, как он присел на корточки, мягко поглаживая мои колени. - Что мне сделать, чтобы ты поверила? Только не закрывайся от меня, пожалуйста. Хочешь, сделаем ещё один ДНК-тест? Если тебе недостаточно того, что случилось с Зефиркой.