— Я подожду, — отвечаю ей, переобуваясь в домашние тапочки. Раньше я их вообще не носил, но с появлением в моей жизни заботливой и слегка ворчливой «старушки» приходится и тапочки носить, и шапку в машине всегда возить. 

— А ты чего грустный такой? — интересуется у меня Адель, словно почувствовав во мне изменения.

— Адель, тут такое дело… Дима приехал, — признаюсь, ещё в машине решив, что ей надо сказать.

— Сю… сюда? К нам? — испуганно шепчет.

— Он в отеле поселился. Но он в Германии.

— Тёма, может, я к маме полечу в Россию? — неожиданно спрашивает. — Я понимаю, что он — твой брат и твоя семья, но я бы не хотела с ним сталкиваться.

— Адель, моя семья — это ты! Я дал ему понять, что мы не рады будем его видеть в нашем доме. Всё будет хорошо. И к родителям твоим мы полетим через недельку, другую. Освобожу несколько дней и поедем наших навестим.

— Ну ладно, — сдаётся, но трясти её не перестаёт. — Иди, руки мой, а я на кухню. Буду тебя там ждать, — говорит, впав в то состояние, из которого я только недавно её вывел. Она как бы со мной, но не со мной.

— Малышка, я не дам тебя ему в обиду, — обещаю ей, оказавшись в несколько шагов рядом. Обнимаю её. — Никому не дам тебя в обиду.

— Я знаю! Спасибо… большое.                                                                                                                                                                                                                                                           

8. Глава 8. Малышка

— Кто там, как думаешь? — спрашиваю Тёму, выронив вилку на пол от внезапных догадок в своей голове. Точнее, не внезапных. Я знала, что он придёт. Ждала этого и тряслась от страха. Тема обещал, что защитит, но от воспоминаний и внутренней боли не защитит. Она придёт, как только я увижу Диму.

«— Это ты! Ты во всём виновата! Это всё из-за тебя! — кричит он, пылает и уничтожает своим голосом. Тоном. Поведением. — Я верил тебе! А ты… Как ты могла?!

— Я этого не делала! Дима, я не виновата! - в который раз оправдываюсь, хоть и знаю, что не поверит. Не поверил тогда. Не поверит сейчас. И пока рядом с ним ОНА никогда не поверит.»

— Даже не знаю, малыш, — отвечает муж и, отложив приборы в сторону, отправляется открывать дверь. — Сиди здесь. Я скоро вернусь, и ты продолжишь мне рассказывать, что там сделали Юля и Адам.

Стоит ему покинуть кухню, в которой мы чаще всего ужинаем, мне становится холодно, страшно и плохо. Желудок словно выворачивает наизнанку, вызывая тошноту. Зубы начинают клацать друг о друга, а ноги словно не мои и я их не чувствую. Реальность становится какой-то нереальной.

— Я просто себя накручиваю, — шепчу себе успокаивающе. — Это не Дима! Не он!

— Убирайся, — доносится до меня рык Тёмы и земля уходит из-под ног, когда я слышу голос его собеседника.

— Не хочу! Мы давно не виделись, и я жутко соскучился по своему братишке. А ты нет? — спрашивает Дима привычным ему тоном, в котором слышны нотки алкоголя.

— Дима, я не шучу! Тебе не рады, — говорит ему Тёма. А мне хочется спрятаться за него. Попросить укрытия, сил и просто быть рядом. Не исчезать как все. Быть со мной.

— Я знаю, — тянет Солнцев-младший и начинает смеяться, словно больной.

Аккуратно, беззвучно, чтобы меня не заметили, крадусь к ним. Страшно, но я иду, чтобы посмотреть в глаза своей боли и её главной причине. Мазохистка. Идиотка! Сиди на кухне! Не надо тебе это! Но… я иду! Застываю в коридоре за огромным кустом в горшке.

— И именно поэтому я пришёл, — продолжает Дима и делает попытку войти в дом. Тёма пытается схватить его за руку и выставить, но у него ничего не получается. Его брат оказывается ловчее даже в нетрезвом состоянии. Быстро среагировав, Дима делает шаг в сторону, а затем идёт вглубь жилища, направившись прямо на меня.