Как назло, в комнате раздается чьё-то недовольное дыхание.

– А что здесь происходит?..

Веста.

Где её черти носят?

Выпрямляюсь, открываю глаза, слыша возмущённое, но по-прежнему обескураженное:

– Вы мою дочь раздеваете?

Через секунду после этих слов мы оба отвлекаемся на журчание у нас под носом.

Довольная Варя сидит на горшке, сведя вместе коленки, и прикрывает глазки, облегчаясь.

– Она сама попросила, – сваливаю все на ребёнка, указывая на неё.

Веста хватается за сердце, и машинально я почти подлетаю к ней, намереваясь подхватить в случае чего.

Но она облегчённо выдыхает.

– Блин, спасибо. Я пошла разогревать завтрак и делать вам кофе. Из-за шума машинки не слышала, что дочка в туалет хочет.

Киваю.

Повезло, что без обвинений. Если бы я увидел, что мою дочь какой-то мудак раздевает, прописал бы хук слева, а потом забронировал место на кладбище.

– Все готово, можете завтракать, – Веста подбегает к Варе, которая как раз закончила все свои дела. Поднимает дочь с горшка, и я отворачиваюсь.

Пока бедовая с татарчонком переодеваются, быстро ем и иду прогревать машину.

*

– Да мы бы пешком дошли, – упрямая опять противится, гордо задирает подбородок, но смотрит уже не так, как раньше. Не так ненавистно, как раньше. Но что-то есть.

Чем я ей не угодил?

– Нам по пути, – отрезаю, поправляя кожаные перчатки. Отчего-то вспоминаю розовенькую детскую варежку. Одинокую, потерянную в моей квартире.

Взгляд сам утыкается в маленькие ладошки Вари и находит новые варежки.

Как дочке надо – Веста сразу купила. А сама…

Все те же кроссовки носит.

Бесит.

– Кстати, – раздражение улетучивается в тот момент, когда она открывает рот. Голос у неё успокаивающий, нежный. Особенно когда девчонка не ерепенится. – Я хотела обсудить график на январь, после Нового года, чтобы распланировать свои дела. Когда мне выходить на работу?

– Ещё не рано?

– Сегодня двадцать четвёртое декабря.

Нахмурившись, вспоминаю дату. Охренеть. Новый год через неделю.

Точно! Куча бумажной волокиты, командировки. И корпоратив скоро. Опять Лиля вешаться будет и ревновать.

– Доработайте до тридцатого, а в январе отдыхайте до пятого числа смело. Потом я напишу, когда выходить. Зарплату перешлём сегодня. Деньги за антибиотики и поход к ветеринару – тоже.

Лиля вроде брала у домработницы реквизиты. А если нет – напишу ей.

Прощаюсь, на секунду застревая взглядом на малышке. Та смотрит на меня огромными карими глазами и протягивает ладошку.

Сердце делает глухой удар между рёбер.

Это мне не нравится.

Коротко киваю и, разворачиваясь, ухожу, кидая на ходу:

– Ещё увидимся.

*

Проклятый понедельник. Проклятый Новый год. Кто вообще придумал этот праздник? Каждый следующий год все равно хуже предыдущего, чему радоваться?

Да где эта папка?

Зло бью кулаком по столу.

Лиля, блин, успела заболеть перед праздниками. Я справлюсь и без неё, но сколько же времени занимает поиск документов! Приходится каждый раз дёргать помощницу.

– Да, босс? – охрипшим из-за больного горла голосом, дохло произносит.

– Я последний раз. Честно. Где отчёты по инкассациям с подписями?

– Так у вас.

Хм…

Может быть.

– Я вам их в командировке отдавала.

Ясно. В чемодане лежат. Я его разобрать так и не успел.

– Спасибо, Лиль.

– Звоните, если что.

Отключаюсь, барабаню пальцами по столу. У меня есть всего полтора часа. Смотаться туда-обратно не успею через весь город в снегопад. Только если поручить это кому-то, кто находится сейчас в банке или поблизости.

Но я никому не доверяю. Это конфиденциальная информация.

О-о!

У меня ведь есть Веста.

Звоню ей, пользуясь своим положением. Надеюсь, не откажет. Должна быть добрая – вчера перечислил ей зарплату.