Лика продолжила возмущаться, но я ее не слушал. Я отрешенно пялился в экран плазмы, плюхнувшись в кресло. Когда рыжей надоело в пустоту кидать фразы, она сложила руки на груди и уселась на край дивана.

– А имя у Бати твоего есть? – поинтересовалась она.

– Естественно.

– И какое?

– Слушай, малышка, все свои вопросы ты задашь ему. А меня, представь, здесь нет.

 И она представила. Удивительно, но ей удалось промолчать целый час. И я, каюсь, немного расслабился. Даже забыл на время, что рядом со мной сидит слишком сексуальная, но при этом невинная особа.

 Но она про меня точно не забыла. Начала елозить на месте, при этом издавая тяжкие вздохи.

 Ждать и догонять – это две самые противные вещи. Не знаю, как рыжая бегает и способна ли кого-то догнать, но вот ждать она точно не любила.

 Извелась вся.

– А обедать мы будем? – поинтересовалась она.

– А ты проголодалась? Могу сделать тебе бутерброд.

– А что-нибудь посущественней и съедобней можно?

– Простите, я готовить тоже не умею. Но мне простительно по половой принадлежности, – слегка грубым тоном ответил я. – А ты, небось, привыкла есть в ресторанах?

– Не без этого. Но дома нам не менее вкусно готовит Роза.

– А мамка твоя тоже не умеет?

 Рыжая заметно погрустнела. Складочка пролегла между ее бровей, а губки надулись.

– Мама моя полжизни по больницам.

 Не удержавшись, я усмехнулся:

– Дай угадаю, чума всех богатых – депрессия?

 Девчонка промолчала, а я понял, что попал в точку. Но явно не до конца. Что-то там с мамкой рыжей было еще.

 Я наблюдал за домом Шакалиных несколько дней. Видел много разных людей, но вот родительницу Лики ни разу. Батя потом сказал мне, что женщина в очередной раз в санатории отдыхает. Но в каком, не уточнял.

– Суши будешь? – обречённо вздохнув, спросил я.

8. Глава 7

 Зря он завёл разговор про маму.

 Я старалась о ней не думать. Даже забыть про эту женщину, когда-то родившую меня на свет.

 Может, в моем детстве, о котором я мало что помню, она и была хорошей матерью. Но в моем сознательном возрасте уже нет.

 Да, она меня любила. Заботилась, переживала... когда могла это делать. Но такое с каждым годом становилось все реже. Маме другое стало важней. Она уходила в свой мир, наслаждаясь им. И на все остальное ей было плевать.

 Я не пойму ее. Не прощу. Это из-за нее в моей жизни все так. Из-за ее слабости...

 Для всех она сейчас находилась в санатории. А по факту, в частной клинике. Депрессия да, имела место быть. Но на какой почве...

– Ну так что, суши будешь? – повторил свои вопрос Ден.

 Я кивнула.

 Суши – это лучше, чем бутерброды.

 Ден подошел к двери, открыл и пообщался пару минут с охранником, которого он оставлял приглядывать за мной. Ну тот и приглядывал, даже в комнату со мной поперся и стоял у приоткрытой двери ванной, пока я принимала душ. Когда переодевалась в комнате, тоже стоял спиной, не подсматривал.

 А какие жуткие шмотки он мне принес! Дело не в фасонах, фиг с ними, дело в тканях. Про раздражение на коже я не соврала, нежная у меня она, даже не всякое мыло воспринимает. К ней нужно относиться заботливо, а то мстить начнет, раздражением и зудом.

 Ден уселся обратно, на меня старательно не смотрел. А я то и дело проверяла, не появилась ли сыпь на местах соприкосновения шмоток и кожного покрова. Вроде нет, значит, бамбук, если верить этикеткам, настоящий.

 Суши нам привезли минут через сорок. Большой сет, судя по фирменным пакетам, из более-менее приличного японского ресторана. Ден разложил все на журнальном столике. Мы приступили к еде, и палочками мой надзиратель орудовал не хуже меня.