Как только за опекуном закрывается дверь, облегченно выдыхаю.

Целый день без скандалов.

Да это просто праздник!

Только вот вечером, наверняка, оторвется по полной. Дядька, когда выпивший, всегда вспоминает свою сестру – мою мать.

И то какая она дрянь, и то, что считала себя лучше всех, нос задарила, а потом... потом и за меня возьмется.

Найдет к чему придраться.

Не так посмотрела, не так ответила. Он всегда найдет, к чему прицепится. Уж в этом ему нет равных.
Растерянно смотрю в настенное зеркало, что потемнело от времени.

Волосы аккуратно причесаны и собраны в толстую косу. Простой сарафан, переживший столько стирок, что и не разберешь, какого он был фабричного цвета.

Толи желтый, толи коричневый... Сейчас же, просто невнятно блеклого цвета - другого определения лучше и не подобрать.

Тяжело вздохнув, опускаю взгляд на балетки с крохотными белыми бантиками. Мне их совсем недавно отдала мать Федьки, Екатерина Ивановна.

У нее дочка городская, в магазине обуви работает, каждое лето себе обувь меняет.

Вот и мне перепало. Повезло. Благо, размер подошел.

Решаю все-таки в первую очередь подмести двор, поэтому, взявшись за метлу и прихватив с собой кепку, выхожу из дома. Жара дикая даже для Анапы, поэтому натягиваю посильнее на лоб «козырек».

Самое последнее, что хочется делать в тридцатиградусную жару – убирать это безобразие за ночными бандитами-енотами, которых дядя Олег «ласково» называет тварями.

Но выбора нет…

Пол часа уходит только на то, чтобы собрать мусор, раскиданный по всему двору. Жестяные банки, бутылки, окурки – все то, что так хорошо характеризует образ жизни хозяина дома.

Как же все это надоело!

Просто невыносимо! Складываю последнюю бутылку от какого -то дешевого самопального пойла в пакет.

Бутылки гремят, когда я тащу тяжелый мешок к деревянной калитке. А что, если рискнуть именно сегодня? Выпрямляюсь, сама не веря в то, что могу осмелиться на такой шаг.

Сбежать. Скрыться.

Три дня назад мне стукнуло восемнадцать.

Кто меня будет искать?

Кому я нужна?

Дядя Олег пару дней побесится, что бесплатная «прислуга» пропала, да вновь с головой залезет в бутылку с пахучим дешевым пойлом.

Живое воображение даже подкинуло парочку сцен, где родственник, размахивая кулаками, рассказывает своим собутыльникам, как неблагодарная племянница сбежала из родового гнезда, оставив на нем все хозяйство и огород. Одним словом, дрянь еще та - вся в мать.

Бросаю мешок, и тот с громким звоном падает к ногам. Ощущаю какой-то дикий прилив адреналина, аж потряхивает.

Он разливается по венам, сметная на своем пути все: неуверенность, страх, даже отголоски разума. Разве так можно?

Бросить все в одночасье и рвануть в неизвестность?

«А жить хуже собаки, разве лучше?» – ехидничает внутренний голос, заставляя принять окончательное решение.

Несусь со всех ног в дом, на ходу скидывая с головы кепку, которая летит куда-то в кусты малины.

Больше никогда не вернусь в этот проклятый дом, где попрекают каждым куском хлеба. Довольно! Не пропаду. Если надо, полы буду мыть.

Меня работой не напугать!

Первым же делом направляюсь к старенькому ветхому шкафу и принимаюсь рыться в нем в поисках черного платья.

Единственная приличная вещь в моем гардеробе – опять же, подарок Екатерины Ивановны.

5. Глава 3

— Как же так?!

Недовольно прикусив губу, пытаюсь натянуть повыше черное коктейльное платье средней длины, неожиданно ставшее таким тесным в груди.

– Не понимаю, - шепчу раздосадовано, дергая настойчиво ни в чем не повинный стрейч-материал. Приятная на ощупь ткань совсем не хочет подчиняться моим манипуляциям. - Что еще за напасть? – удивляюсь, прекращая попытки справиться с лифом и без труда застегиваю сбоку на талии скрытую темную молнию. – Оно же полгода назад было таким просторным!