– Стой, Афонька! – властно крикнул второй всадник.

– А чего тут? Ещё и матерится! – обозлился Афонька.

– То-то и оно, что матерится. Нет, не офицер он, так что поведем.

– Только намаемся – коня ж у него нет.

– Все равно поведем – пусть комбат разбирается.

– Охота тебе возиться с каждым дерьмом, – все же огрызнулся напоследок Афонька.

– Может, и дерьмо, да из самой Хранции, и опять же при бумаге гербовой да при печати – очень уж редкостное дерьмо! – И оба расхохотались.

У Вани отлегло от сердца – жив остался, пока что жив. И попал к красным. Может, оно и хорошо?

– Ну, давай шагай, – скомандовал Ване второй верховой.

– И охота тебе, Сенька, возиться с ним. – Афонька опять взялся за свое. – Вот нагнали бы белых, захватили б обоз, раздобыли б чего-нибудь, а то вертайсь к штабу ни с чем.

– Ничего, Афонь, ещё зададим им жару, и всё у нас будет, – добродушно ответил Сенька Силин, старший ординарец командира батальона.

Он часто ходил с Афонькой в разведку. По сути дела, они двое и представляли теперь всю кавалерийскую силу батальона – остальных конных разведчиков недавно забрали в объединенную разведкоманду.

Ваня шел посередине, Афонька слева, а Сенька справа от него. У Сеньки карабин был за плечами на ремне, Афонька же держал свой в правой руке, в полной боевой готовности: мало ли что.

Морозная дымка густела, мороз крепчал. Ваня ещё не привык к своему новому положению – его вели как пленного. Да он и был пленный. Афонька ворчал:

– Дался тебе этот хранцуз, черт его сподобил на нашу голову!

Сенька же заговаривал с Ваней, допытывался, что да как. Похоже, он поверил, что Ваня и правда заявился из самой Франции».

Судя по всему, именно так происходила встреча Родиона Малиновского с красноармейцами. И его ответ верховому честный: «Не красный и не белый. Я из Франции иду».

В штабе полка выяснили, что задержанный в чине ефрейтора действительно недавно прибыл из Франции, награждён «Георгием» и двумя французскими орденами. По-видимому, в штабе был кто-то из бывших царских офицеров, знавший французский язык.

Получить опытного пулемётчика – большая удача. По закону военного времени Родиона Малиновского зачислили в полк сначала, по-видимому, пулемётчиком, а после первых боёв, убедившись в том, что он служит умело и добросовестно, назначили инструктором пулемётного дела.

На приведённом выше фрагменте заканчивается третья и последняя часть романа «Байстрюк». Что происходило далее, известно из послужного списка Р.Я. Малиновского. Как пишет маршал М. Захаров: «В составе Двести сорокового стрелкового полка Р.Я. Малиновский прошёл через Сибирь, участвовал в освобождении от белых Омска, Ново-Николаевска, в боях на станциях Тайга и Мариинск».

Он сражался за новую Россию без господ и холопов, без буржуев и банкиров, без чрезмерно богатых и нищих.

Из аттестации на начальника пулемётной команды стрелкового полка Р. Малиновского, 1922 год:

«Дисциплинированный, энергичный, настойчивый, по службе требовательный. Среди подчиненных пользуется уважением. Имеет большой практический опыт по пулеметному делу.

Будучи беспартийным, является вполне благонадежным по отношению к Советской власти. Занимаемой должности вполне соответствует».

Родиона Малиновского как отличного бойца направили на учёбу в школу младшего начсостава. Он стал начальником пулемётной команды, а затем помощником командира батальона.

Красной Армии требовались военачальники «из народа». Такой стала политическая линия в РККА по инициативе ставленника Льва Троцкого М.Н. Тухачевского. В конце 1919 года он направил служебную записку «Заместителю председателя Революционного Военного совета Республики товарищу Склянскому». (Троцкий, нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, никогда не служил ни в армии, ни на флоте, не имел военного образования; его первому заместителю Эфраиму Склянскому, медику по профессии, в 1919 году было 27 лет.)