Я вернулась на кухню. Хотела присесть на своё место, но, взглянув на Макса, отшатнулась и замерла. Жених был сам не свой. Нет, даже не так. Кажется, он был в ярости и едва сдерживал себя, чтобы не… Чтобы что? Мне было страшно представить, что может сделать он в таком состоянии. Он никогда не причинял мне боли, не поднимал на меня руку, любил всем сердцем, но сейчас его вид не предвещал ничего хорошего. Таким я его не видела никогда.

– С кем? – спросил Максим тихо, с угрозой.

Я с трудом стояла на ногах. Стресс, страх, внезапно начавшийся токсикоз… Видимо, на этом фоне у меня и голова перестала работать, потому как я совсем не понимала смысла вопроса и настроения жениха.

– Это ты мне скажи, – ответила я так же тихо, но спокойно, даже осторожно.

– Ты не поняла, – ответил Максим и взял со стола заключение врача. Да сделал это с таким отвращением, что мне стало ещё страшнее. – С кем ты спала? Кто отец этого ребёнка?

Я встрепенулась. Вот чего-чего, а подобного не ожидала. Будь у меня силы, накричала бы, обвинила, разозлилась. Но сейчас меня хватило лишь на то, чтобы устоять на ногах и вновь не разрыдаться.

– Максим, для меня это так же неожиданно, как и для тебя. Я понимаю твоё состояние. Но это правда, ты – отец нашего ребёнка. Я сначала хотела уйти, не говорить тебе, но потом решила…

– Да что ты несёшь? Очнись, Стефа! У меня не может быть детей! – его голос звучал громче, злее. – Или ты специально тянула, выбирала момент, чтобы под угрозой расставания заставить меня принять твои похождения и нагулянного ребёнка? – последнее предложение он буквально выплюнул.

Максим смотрел с ненавистью. Мне стало совсем невыносимо. Я, конечно, и так собиралась уходить, но совсем не так. Не с позором, а мирно, спокойно поговорив, всё обсудив, как взрослые люди. Ну или же высказав всё напоследок.

Я зажмурилась, стараясь дышать глубоко. Головная боль усилилась, хотелось лечь и забыть этот день, словно кошмарный сон. Интуитивно положила ладонь на живот: «Всё будет хорошо. Не волнуйся. Мы справимся».

Надо все объяснить. Разрешить эту ситуацию.

– Нечего сказать? Тогда уходи. Чтоб утром ни тебя, ни твоих шмоток здесь не было. Проваливай.

Распахнула глаза. Не глядя на меня больше, Максим пронесся мимо, едва ли не брезгливо обогнув меня.

– Я не вру, Макс! Врачи ведь тоже могут ошибаться, я столько историй знаю…

– Ты меня услышала, – сказал он, хватая ключи и куртку. Взялся за ручку, взглянул в последний раз на меня: – От тебя не ожидал такого, Стефа. Это больно, понимаешь?

Не дожидаясь моего ответа, Максим покинул квартиру. Я ошарашенная, дезориентированная, смотрела ему вслед. Всё почему-то перевернулось с ног на голову. В груди болело.

– Понимаю, Макс. Очень понимаю, – проговорила я тихо в пустоту. – Это нестерпимо больно.

Я понимала, что Максим сдерживался, сильно сдерживался. Он готов был вывалить на меня жестокие, обидные, злые слова, полные ненависти, но не стал. Пожалел, видя моё состояние? Как милосердно. Вот только и тех слов, что он произнёс, было достаточно, чтобы растоптать меня. Как ему вообще в голову могло прийти такое? Я же ему ни разу не давала повода усомниться в себе. Но теперь уже ничего не попишешь, тем более, пока мы оба в таком состоянии. Свалил всё на меня, а сам даже не потрудился объясниться. Очень удобно, ничего не скажешь.

Кое-как я перебралась на кровать в нашей спальне, решив, что до утра ещё есть время. В гостиную заходить даже не хотелось, помня, что там происходило днём. Ехать в неизвестность на ночь глядя было страшно. Конечно, я понимала, что осталась без денег, жилья, мужчины, и при этом носила под сердцем ребёнка. И моё состояние оставляло желать лучшего. Как душевное, так и физическое.