Правда, обо всём, что касается Кирилла, я всё же умалчиваю…

***

Из-за травмы ноги несколько дней я отлёживаюсь дома. Ну как отлёживаюсь…

С Пашкой не соскучишься. Правило пяти «п» работает без сбоев. Приготовь. Покорми. Переодень. Поиграй. Погуляй.

Правда, последнее пришлось делегировать тёте Нюре. Хоть лодыжка и перестала болеть и опухать практически в первый же вечер, моя соседка строго-настрого запретила мне скакать по детской площадке с сыном.

Поэтому, когда Паша и тётя Нюра катаются на горках и лепят снеговиков, я зачем-то думаю о Кирилле. Не постоянно, нет. Но всё чаще ловлю себя на мысли, что его слова впечатались в мою голову. Прилипли ко мне.

«Ты мне нравишься».

Вот так просто и легко. Это заставляет уголки моих губ невольно тянуться вверх, но я не задумываясь тушу в себе эти тусклые всполохи трепета.

Какой к чёрту трепет? Я мать-одиночка с годовалым малышом на руках. А этот парень…

Откуда он вообще взялся? Может, сам Кирилл добрый и отзывчивый, но его сходство с погибшим Никольским меня отрезвляет.

Я в замешательстве. В моей голове каша. Наверное, мне нужно сторониться Доронина.

Но вот Доронин точно не собирается сторониться меня.

Через несколько дней после моего тройного тулупа на льду, я и Пашка мирно складываем пирамидку, развалившись на кровати, пока звонок телефона не прерывает наше занятие.

Тянусь за смартфоном, валяющимся в ногах, и морщусь. Со своими заботами и лишними мыслями я совсем забыла предупредить старосту группы, куда исчезну на ближайшую неделю.

— Привет, Наташ. Честное слово, я не прогуливаю, — тараторю сконфуженно, как только отвечаю на звонок. — У меня официальный больничный. Извини, забыла сказать...

— Да по фиг, — радостно заявляет Наташа. — Я не затем звоню. Тебя ищут, — она заговорщически понижает голос.

А я встревоженно сажусь на кровати, мгновенно отвлекаясь от Пашкиной пирамидки, и сжимаю в пальцах одну из её деталей. Паша тут же недовольно хнычет и тянется за своей игрушкой.

— Кто? В деканате? — перепуганно спрашиваю у старосты, но цепляю успокаивающую улыбку и отдаю сыну деталь от пирамиды.

— Нет. Помнишь, когда у нас пара была с очниками? И парень опоздал…

Сердце ёкает до перехвата дыхания в груди, а Наташа продолжает:

— Короче, видать, ты его зацепила. Он пристал ко мне в коридоре и попросил твой номер.

— Наташ, я надеюсь, ты же... — бормочу натянуто.

— Ну конечно! Я же не совсем того.

— Спасибо, — нервно сглатываю слюну.

— Да, так что жди звонка. Ну или смс, — довольно пищит в трубку Наташа.

Моё сердце теперь бахается куда-то в желудок. Я подскакиваю с кровати как с катапульты. И от такой резкости пирамидка сына рассыпается по покрывалу, а на глазах Пашки сразу же наворачиваются слёзки. Он вот-вот готов громко оповестить о своей печали весь свет.

— Ты… Ты обалдела?! — чуть не воплю в трубку, но держусь, чтобы ещё больше не напугать сына. Дрожащей рукой быстро собираю пирамиду обратно, не дав Паше разреветься. — Ты дала ему мой номер?

— А что такого-то? — очень эмоционально удивляется Наташка. — Если бы он подошёл к тебе, и ты зажала мой номер этому красавчику, я бы обиделась.

Судорожно делаю вдох. Мне нечего добавить Наташке. Там какая-то своя неоспоримая логика, от которой у меня теперь дрожь проскальзывает по пальцам.

И она становится ещё сильнее, потому как слышу, что в разговор вклинивается звук пришедшего на телефон сообщения. Не сбрасывая вызов, убираю от уха смартфон и смотрю на его экран.

«Привет, странная девочка Лера. Ты уже не хромаешь?» — висит там всплывающей строкой.