– Васька, хорош тебе. С панталыку сбиваешь. Ты лучше про Балабанова мне напомни.

– Так ему майора дали в Сталинграде ещё. После того, как мы отошли… А вы помните, как мы с девушками-зенитчицами бок о бок сражались?

Я мрачно кивнул. Такое не забудешь. Особенно момент, когда фашистский снаряд попал прямо в пушку и разметал расчёт. У меня до сих пор неподвижные тела девчонок из орудийной прислуги перед глазами стоят… Царствие им Небесное! Вечная память. Я вздохнул, потянул пилотку с головы и некоторое время стоял молча. Вася, заметив эти мои жесты, тоже замер.

– Да, помню, – ответил я после длинной паузы.

Вася рассказал, что потом мы отступили, и остатки нашей батареи отвели на переформирование. Нас включили в состав 905 стрелкового полка 248 стрелковой дивизии третьего формирования. Третьего, потому что два первых погибли. Первое началось 28 июня 1941 года в Вязьме. Участвовала в кровопролитных боях за этот город и была к концу того же года почти полностью уничтожена. 27 декабря Приказом Народного комиссара обороны СССР дивизию расформировали. Второй раз в РККА 248-ая СД была создана в марте 1942 года и направлена на Юго-Западный фронт. В связи с большими потерями 30 июня 1942 года дивизия была снова расформирована.

– А третье формирование, – рассказывал Васька так, словно книжку читал, – началось в Астрахани 6 сентября 1942 года в посёлке Тинаки на базе 1 и 2-го Астраханских сводных курсантских полков. До конца ноября дивизия была в Астраханской области, обороняя её от возможного прорыва немцев со стороны Калмыкии. 20 ноября получила первый боевой приказ на наступление. 29 декабря захватила Яшкуль, это посёлок такой калмыцкий. Ну, а дальше пошла по Сальским степям. К концу декабря вышла к Манычу, чтобы отрезать пути отхода немцев на село Дивное – конечный путь железной дороги на Армавир.

На этом месте я Василия остановил и потребовал объяснить, откуда он так всё хорошо знает. Парень смутился и признался, что земляка отыскал – тот служит в штабе дивизии писарем. Заполняет «Отчеты о боевых действиях». На мой недоумённый вопрос, почему тот позволяет себе разбалтывать секретные сведения, Вася искренне удивился: «Дядь Коль, так это же дела прошлые. Что в них секретного-то? И потом, он же никому. Только мне, по-братски. Ну, а я только вам». «Ладно, прощаю, – сказал я строго и добавил, погрозив пальцем. – Смотри, Васька! Не проболтайся где-нибудь ещё. Иначе в Особом отделе будешь давать показания».

– Так нет больше Особых отделов-то, – тихо произнёс Глухарёв. – Теперь вместо них органы СМЕРШ. Неужели не слышали?

– Наслышан, – ответил я и поёжился. Да, надо быть осторожнее с болтовней. Мы пока говорили, мимо нас прошло человек двадцать.

В общем, из дальнейшей беседы с Василием стало понятно следующее. Я по-прежнему ездовой в батарее 45-мм орудий. Глухарёв, стало быть, мой напарник. Старшина Исаев всё так же заместитель комбата, Балабанов стал начартом полка. Так, а кто теперь нашей батареей командует? Спросил об этом Василия.

– Лейтенант Аркадий Горкин.

– Молодой?

– Так точно, – сказал напарник, и в его голосе мне послышалось недовольство. – Слишком даже молодой. Но гонору…

– Ну-ка, Василий, придержи коней, – потребовал я. – Нельзя так о командире говорить.

– Дядя Коля, так я же только вам…

– Нельзя! Ляпнешь где-нибудь, потом проблем не оберёшься. Скажи лучше, что с ним не так?

– Да всё не так, – проворчал Василий. – Придирается ко всему. Винтовка не чищена, ботинки пыльные, подворотничок грязный, да и вообще. Сам пару месяцев как из училища…