– Да, именно так они все и говорят, – подтверждает Мэри Пэт.

– По-моему, чушь собачья.

– Почему?

– Как-то все складно. Они ведь наверняка пили и курили всякую дрянь?

– Ну да.

– И при этом точно помнят время.

– Ага, до минуты. Меня это тоже насторожило.

Кен-Фен ненадолго задумывается; в его глазах светится ум, который он никогда не мог скрыть, как ни старался. И этот ум занимал в ее сердце второе место после доброты.

– Погоди-ка, – говорит он. – Весь этот казус – ну, или история, неважно – произошел в ночь на воскресенье между полуночью и часом ночи, так?

– Так.

– А что у нас прямо через дорогу от парка Коламбия?

Мэри Пэт пожимает плечами:

– Да много всего.

– Станция «Коламбия». Там, где погиб тот черный парень.

– И что?.. – не вполне понимая, спрашивает она.

– А то, что он тоже погиб между полуночью и часом. Так в газетах пишут.

– И какая связь?

– Мало ли… Может, ребята что-то видели?

Она пытается уложить это в голове.

– Или, – продолжает Кен-Фен, – может, они как-то к этому причастны.

Мэри Пэт подозрительно щурится, и тут в помещение входит чернокожая девушка с прической афро раза в два больше головы. В одной руке у нее пакет с едой, откуда доносится запах чего-то жареного, а в другой болтаются между пальцами две бутылки колы. Девушка смотрит на Кенни с теплой улыбкой.

Со смесью замешательства и отвращения Мэри Пэт понимает: «Так вот, значит, ради кого ты меня бросил. Ради этой ниггерки».

Девушка неуверенно улыбается Мэри Пэт, и она невольно успевает подумать: «Черт, и правда красавица», – и вдруг ляпает первое, что приходит в голову:

– Сколько тебе, девочка?

– Твою мать… – Кен-Фен, поднимаясь, отпихивает стул назад.

Негритянка подходит ближе, теперь улыбаясь чему-то своему.

– Двадцать девять. – Она ставит еду на стол и встает позади Кенни. – А вам?

Мэри Пэт внутренне усмехается, но виду не подает.

Повисает молчание, чем дальше, тем более неловкое. Нарушить его, однако, никто не решается.

Первой находится Мэри Пэт.

– Дай мне знать, если Джулз объявится, хорошо? – говорит она Кенни.

Тот, скривившись, указывает на негритянку, которая вышла вперед и встала рядом с ним.

– Мэри Пэт, это…

– Да мне насрать, как ее зовут.

Девочка-женщина широко раскрывает глаза и испуганно охает.

Мэри Пэт чувствует, как ее переполняет гнев, а к лицу приливает кровь. Перед глазами стоит невыносимое зрелище: эта парочка, держась за ручки, переходит через Бродвейский мост. Маленькая черная ладошка в большой белой лапе… Фу, аж тошнит. Как на них посмотрят! Кенни Феннесси, обыкновенный парень с Ди-стрит, возвращается в Южку предателем, хреновым любителем шимпанзе.

И неважно, чем закончится прогулка Кен-Фена с его африкоской (Мэри Пэт сомневалась, что они дойдут живыми даже до Си-стрит, не говоря уже об И-стрит). Важно, что несмываемый позор обрушится и на нее с дочерью, будет преследовать их, пока они носят фамилию Феннесси, а может, и еще много лет после. Да и памяти Ноэла, земля ему пухом, достанется.

Однако именно Кенни и черная девочка-женщина смотрят на нее с презрением. Да что они о себе вообразили?..

– Даже не представляю, как тебя совесть не мучает, – шипя, цедит Мэри Пэт.

– Меня? С какой, собственно, стати она должна меня мучить?

Девушка пытается придержать Кенни за руку, но тот высвобождается и подходит вплотную к Мэри Пэт.

Она перестает понимать, что происходит. Она ведь пришла вовсе не за этим. Мгновение ей хочется просто развернуться и уйти, продолжив поиски Джулз. Однако обида копилась слишком долго, с самого ухода Кенни, и слова вываливаются сами собой: