– Клану Дан-на-Хэйвин досталось всё самое непростое, – отметила Хисуи. – Тары в лесах, драконы на крышах и кровопийцы-эскорты в колыбелях…

– И все принцы-перевёртыши, – слегка улыбнувшись, добавил Ксенион. Бросил взгляд в сторону верхнего дворца принца Классика. – Есть ещё одеяла. Они лежат возле камина. Если хочешь – принесу.

– Принеси, – сказала принцесса Соно. – Вреда не будет.

Воздух же будто поледенел с тех пор, как они путешествовали по городу в экипаже.

И пока Хисуи сидела одна и смотрела на засверкавшие от оранжево-розовых лучей крыши города, в воздухе закружилась снежная пыль. Наслаждаясь зрелищем, она впервые за долгое время ощутила в себе абсолютное спокойствие и даже не заметила, как Ксенион вернулся. Он укутал её одеялами, вручил поданную кем-то из-за двери чашку с горячим шоколадом и сел на самый край крыши, прислонившись к стене. Выгляни кто-нибудь сюда – его не будет видно.

Ксенион не был похож на злодея, потирающего руки перед расправой над жертвой. Он выглядел уставшим и сел так, будто наконец-то собирается отдохнуть.

Безлунное небо возле наполовину осевшего за горизонт солнца приобрело ярко-розовый цвет. Люди внизу шли по своим делам, не поднимая глаз, и скрывались в сгущающемся тумане. Её никто не видел.

– И тебе не холодно? – не выдержала Хисуи, когда откуда-то прилетевший ветер прогнал снежную пыль, слегка разметал туман и погладил щёки принцессы её же волосами, взметнувшимися кверху.

– Наверное, – подумав, ответил Ксенион. – Но моему телу нравится холод. В нём странная пустота. Вроде той, которой наслаждаются потерявшие волю драконы.

– Почему ты считаешь, что они наслаждаются своим состоянием? – быстро спросила Хисуи.

– А почему ты думаешь, что им плохо?

– Не знаю. Потеря свободы воли мучительна и страшно раздражает. Это в том случае, если их состояние отличается от смерти. А… меня бы переполнял гнев, а не удовольствие, если бы я вообще как-то осознавала происходящее и причину этого, – слегка покривила душой она. Сейчас в ней не было гнева. Но должен был быть, она это знала. Она потеряла много лунных периодов своей жизни. И теперь узнавала заново всё, чему уже стала свидетелем в своём безвольном состоянии.

– Прости, – извинился Ксенион. – Но я не мог думать ни о чём другом, кроме тебя.

– Постой, – подняла руку Хисуи. – Ты говорил или мне это показалось, но я уверена, что своими ушами слышала что-то о том, что драконы умеют управлять чувствами.

– Всё так и было, – отстранённо согласился Ксенион, – но только до тех пор, пока я не увидел в Сапфире, что он собирается меня убить. А поскольку он не только ясновидящий, но и древнейший, обладающий мощной магией, шансов на выживание у меня катастрофически мало. Я бы даже сказал, что их нет. Что скажешь? Мог я внезапно захотеть видеть тебя каждый день, полагая, что этот день, возможно, станет последним?

Ксенион весь порозовел от лучей солнца. Скаты крыш красиво засияли, и Хисуи долго смотрела на них, прислушиваясь к себе. Нет, атмосфера вовсе не приятная. Она тягостная.

– Ты разговаривал с Сапфиром? – снова повернулась Хисуи к дракону.

– Нет. Но я вижу, что он планирует убить меня на глазах у всей империи. Причём не замышляет никаких интриг, чтобы выставить меня страшным злодеем. Убьёт просто так, без особого повода.

– Может, он предвидит, что ты сделаешь нечто ужасное?

– Например, сделаю тебе двойню? Только это ужасное я ещё не сделал. Но, уверен, что этого не будет. Дети сами по себе не противны, но мои дети – это всегда приговор.

– Чудесно, что ты так говоришь, – с некоторым облегчением сказала Хисуи. – Но Игрейна… она знает? О предполагаемых планах Сапфира?