Даже дверью хлопать бесполезно, потому что он и этого не услышит. Но я все же ею шваркнула от души. Просто для себя. На небе сверкнула молния, но меня это не остановило. Я не боюсь грозы, по крайней мере раньше не боялась. Сейчас выйду на дорогу, поймаю машину, и только и видели меня здесь. Надо было не возвращаться. Сейчас я бы уже была в Сан-Антонио и спала в гостинице после вкусного ужина, а утром искала бы работу. И никто, ни один сраный полковник не смел бы меня унижать. Чтоб ему пусто было! Псих!

Слишком расстроенная, заплаканная, в полном смятении я пошла совсем не в ту сторону. Потому что спустя полчаса я так и не вышла к дороге. Вокруг меня голая прерия, небо, затянутое тучами, кустарники и огромные кактусы, дикая акация с колючими ветками.

Нет, я должна скоро выйти к дороге. Это не может длиться бесконечно. Я где-то рядом. Должны же здесь ездить машины. Но с моим топографическим кретинизмом я точно забрела не туда и теперь совершенно не знаю, куда идти. Постепенно тишина стала настораживать, а потрескивание цикад и трещание сверчков вселять тревогу. Я даже не знаю, куда иду. Вот-вот начнется дождь, и что мне делать? Где прятаться?

Внезапно я услышала звук, от которого все внутри похолодело, и я остановилась, с ужасом вслушиваясь в тишину, разорванную воем койотов. Вначале одного, затем ему завторили другие. О боже! Их много…и они явно окружают меня со всех сторон. В темноте я видела, как поблескивают фосфорящиеся зеленые глаза степных волков.

Я неуверенно закричала:

– На помощь! – как-то глухо, тихо и совершенно неуверенно в себе.

Но поблизости только ранчо Керука, а Керук…он меня никогда не услышит, а даже если бы и услышал, то точно не пришел бы на помощь. Испуганно озираясь по сторонам, вцепившись в рюкзак, я попятилась назад, когда увидала несколько пар горящих глаз. В ту секунду сорвались первые капли дождя.

Я побежала куда глаза глядят, куда-то вперед через высокую траву, кустарники и колючки, которые цепляли меня за юбку, за ноги, впивались мне в лодыжки. Несколько раз я упала и счесала коленки. Теперь от меня пахнет кровью, и злобные голодные твари бегут за мной по пятам. Я мчалась что есть мочи, выбросила рюкзак и скинула босоножки на высокой платформе. В мои пятки впивались ветки, но это было ничто по сравнению с нарастающим воем, тявканьем и голодным рычанием койотов, окружавших меня со всех сторон.

В темноте я оступилась и полетела в какую-то яму, «по дороге» вниз зацепилась боком за корягу и упала на узкое плато. От боли и ужаса я тихо плакала. Койоты собрались сверху и толпились надо мной, они клацали пастями и норовили приспуститься вниз, чтобы схватить меня. От них ужасно воняло падалью и псинами. А плато настолько узкое, что я не могу пошевелиться, иначе сорвусь вниз. Только и слышно, как туда падают камни и комья земли.

Всхлипывая от ужаса, я смотрю на морды хищников и понимаю, что все это может продолжаться вечно. Ливень обрушился на землю, и теперь меня щедро поливало водой, норовя смыть с моего места вниз, земля размякла, и мое тело скользило по грязи, я держалась руками за коряги, ободрав ладони и пальцы, и молилась. Мне больше ничего не оставалось, как молиться.

Мокрая насквозь, дрожащая от холода и от ужаса, я вишу над пропастью. Цепляясь за ветки, мое тело скользит по грязи, и я либо сорвусь вниз, а если попробую лезть наверх, меня сожрут койоты, которым дождь совершенно не мешал сторожить свою добычу у края обрыва.

Закрыв глаза, зажмурившись что есть силы, я тихо шептала: