Справедливости ради надо сказать — все последние дни скорее дракон ее прикармливал. Зайцы были жирными и очень вкусными, а шкурки их весьма ценились. Эти хитрые зверьки чуяли людей за версту и не попадались ни в силки, ни в капканы. Как ловил их Гвидон? Никому то неведомо. Но с тех пор, как она его выгнала в лес впервые, он всегда возвращался с прогулок с добычей. 

Дара выгодно продавала свежие шкурки Грине, говоря, что повадились будто к ней зайцы. Видно, ходят смотреть на дракона. Рассказывать парню, что она каждый вечер отпускала белого зверя в их лес, она не стала. Мало ли… ловцы набегут, да и вовсе… Не стала и точка.

Дракон терпеливо смотрел на нее, едва дыша и не шевелясь. Потом тяжко вздохнул, развернувшись у ее ног, и подтолкнул осторожно девушку к своей спине. Она удивилась.

— Шо хочешь, Гвидон? Шоб я села? А ты меня не скинешь вдруг часом? Нет уж, прости, но я тебя покуда боюсь, морда хитрая. 

Ушла в дом, вернулась с веревкой. Привязала поводья к ошейнику. 

— Ну шо, так поедем? Только уговор: ты идешь, куда я тяну, а я тебя не обижаю. 

Дара выразительно притопнула странными сапожками, из пяток которых торчали внушительные шпоры. 

Внутренне Гвидон рассмеялся. Глупая девочка. Вся спина его была покрыта панцирем, непроницаемым даже для выстрела пулей. И пусть его форма теперь от боевой далека, но до брюха малышка никак не дотянется. 

Молча ей поклонился. В глазах у красавицы блеснул самодовольный восторг. Что же, пусть потешится, правда? Маленькая повелительница большого дракона. Всадница верхом на свирепом ящере…

Опустил свое убогое крылышко лесенкой. Удивилась, но рискнула. Влезла, поерзала задом (отчего у дракона непроизвольно и резко вдруг дернулся хвост). 

— Поехали, как там тебя. Но, лошадка?

Дракон громко фыркнул. Придумала тоже, лошадка. 

— Хорошо, милый, добрый дракончик, поехали.

Он достаточно уже окреп, чтобы быть ездовым. Да, в боевой ипостаси Гвидон мог и летать. Но за неимением...  будем ножками топать и резвенько. Очень ему хотелось вызвать восторг этой девочки. А еще дракон тихо млел от соприкосновения кожи с кожей. Нет, панталоны она натянула, и толстые. Правильно, об его чешую не то что зад, всю разом Дарьяну очень даже можно было стереть до макушки, как будто на терке морковку. Зато щиколотки касались его боков и вообще – девичье тело даже сквозь тряпки эти его обжигало. 

Седло бы ей, бедной, конечно. И сапоги до колен.

Он старался качать ее как можно меньше. Но проехавшись по деревне и обратно (величаво и максимально надменно), они оба пришли к неутешительным выводам: зад был дороже, седло — это роскошь, надо сшить нечто типа попоны, веревка — это великая глупость. Достаточно было похлопать его по спине. 

По дороге обратно она наконец приноровилась, свесив ноги в одну только сторону, и в конце — даже улеглась у него на спине. Только бы не заснула, сердешная, свалится ведь, а в ипостаси ущербной он не сможет ее удержать силой мысли. 

Не уснула, сползла, едва доковыляла до крыльца, там упала.

 — Ну, дорогуша, лошадь из тебя так себе. Сидушку сошью. Вона тряпок полно, отстегаю и будет. Что-то тошнит меня. Иди на место, иди, не смотри так.

Хватаясь за перила крылечка, Дарьяна уползла в дом. 

Упс, опыт вышел пока очень так себе. А все почему? Всадница не подготовленная, это точно. 

Вздохнул и пополз в свою сараюшку, с огромным удовольствием вспоминая рожи всех тех, кто им встретился по дороге. Таки даже Дашкин стертый зад стоил того. 

……

Мужики, собиравшиеся раз за разом решать очень трудный вопрос со сроками сенокоса, наконец, преуспели — решили косить. Трава вошла в силу, колосья цвели, погода стояла достойная.