– Ваше величество… – решился подать голос пришедший вместе с принцем Персиваль, но умолк, наткнувшись на ледяной взгляд королевы.

– Мы должны повидаться с той, что вырастила и воспитала Аврору, – отчеканила Ингрит. – Здесь, в нашем замке.

Не подозревая, что на его глазах творится заговор, король Джон заулыбался и даже захлопал в ладоши.

– Королева права, – объявил он.

– Но я не уверен, что её крёстная захочет… – начал Филипп.

Вскинув вверх тонкую бледную руку, Ингрит остановила его, покачивая головой:

– Но я настаиваю. В конце концов, вскоре мы станем одной семьёй, не так ли? Иначе и быть не может.

– Королева права, – кивнул король Джон. – Пусть объявят по всему королевству, что мой сын собирается жениться на Авроре. А Малефисента приезжает в Ульстед.

Король вернулся на трон, чтобы позировать художнику, а Ингрит снова изобразила на своём лице улыбку. Этот осёл вновь выдал идею жены за своё решение. Ладно, пусть веселится… пока. Вскоре он перестанет быть для неё проблемой.

Но вначале обед, нужно устроить обед. По этому поводу в голове королевы уже теснились мысли, одна лучше другой. На первое – светская беседа. На второе – дружеская помощь Малефисенте униженно извиниться перед людьми и признать свою неправоту. На десерт – полное уничтожение вересковых топей, вплоть до последней феи, называющей это поганое место своим домом.

До этого момента Аврора и не подозревала, что можно чувствовать себя одновременно прекрасно и ужасно. Она очень боялась предстоящего разговора с Малефисентой, и от этого у неё всё сжималось и холодело внутри.

Но погода стояла замечательная, под стать её радости, заставившей чаще биться её сердце. Светило солнце, на небе ни облачка, и, что не менее важно, впервые за много дней на подходе к замку она не услышала жужжания фей, ожидающих её, чтобы разрешить их бесконечные проблемы. Слышно было только мягкое дыхание ветерка в листве да голоса Нотграсс, Флиттл и Фислвит – пикси как всегда о чём-то препирались между собой. Аврора замедлила шаги и улыбнулась. Эти голоса будили в её памяти множество хороших воспоминаний (правда, кроме них были и такие, которые хотелось бы забыть навсегда). На протяжении многих лет, пока они жили в спрятанном посреди вересковых топей домике, пикси оставались для неё единственным примером для подражания. Их голоса были знакомы ей так же хорошо, как её собственный голос или голос Малефисенты. Они растили и воспитывали её так, как это делает сейчас Малефисента: бранили, но гораздо чаще хвалили её.

Подумав о тёмной фее, Аврора глубоко вдохнула и остановилась. Полюбовавшись украсившим её левую руку кольцом и вновь почувствовав себя такой счастливой, что и не описать словами, она подняла глаза к небу, ожидая появления своей крёстной, – и её радость сменилась тревогой.

Она любила Малефисенту. Любила её замечания: они были жёсткими – но только лишь потому, что она заботилась об Авроре. Любила ворчание Малефисенты, скрывавшее доброту её сердца. Одним словом, она любила свою крёстную за то, за что её ненавидели все остальные. А ещё она любила Малефисенту потому, что считала её своей матерью: не родной, конечно, – но какое это имело значение! И вот сейчас, несмотря на связывающие их крепкие узы, Аврора, ожидая появления Малефисенты, дрожала от страха. А в том, что крёстная вот-вот появится, Аврора не сомневалась – она же своими глазами видела, что после того, как Филипп сделал ей предложение, с ивы улетел Диаваль. Понятно, куда он полетел и с какими новостями, так что появление Малефисенты – это лишь вопрос времени.