- Альбина Степановна, на сегодня можете быть свободны, - выдыхаю вперед, не разрывая зрительного контакта с Лилей. Считываю каждую ее эмоцию, однако на бескровном лице будто застыл гипсовый слепок. Кокон все прочнее. - Утром Лилия будет здесь, потому что… сейчас она никуда не уезжает, - озвучиваю свое поручение намеренно холодно и безапелляционно.
Не знаю, что со мной происходит в этот момент. Возможно, побочные эффекты болезни, лекарств и не отпускающей мигрени, но… Продолжаю с неадекватным любопытством наблюдать за Лилей, как будто она особо редкий подопытный экземпляр.
Нежно-розовые губы поджимаются, превращаясь в напряженную прямую линию, брови сходятся к тонкой, ровной переносице, а в больших серых глазах переливается ртуть.
- Виктор Юрьевич, а не слишком ли много вы на себя берете? – Лиля говорит тихо и размеренно, но каждое ее слово пропитано иголками, и она беспощадно стреляет ими в меня.
- Ну, наконец-то, - усмехаюсь. - А то я уже думал, что с вами не так? Переживать начал за пострадавшую психику психолога, - вальяжно шагаю к ней, становясь практически вплотную. Не боится. Наоборот, вызов бросает всем своим видом. - Проходите, располагайтесь. Ужин через полтора часа. Плащ Альбине передайте, иначе вы мне гостиную каплями забрызгаете.
Мое приглашение звучит как приказ. Отдав его, невозмутимо иду к сыновьям, боковым зрением поглядывая за Лилей. Поборов первый шок, она вспыхивает от недовольства, покрываясь легким румянцем, и он ей к лицу.
Забывшись, делает шаг – и замирает на пороге, не рискуя наступить на идеально вычищенный паркет. Судя по напряженному выражению лица, она прокручивает в голове мои слова. Пойти против и сделать назло ей не позволяют воспитание и врожденная бережливость. А еще Лиля уважает чужой труд, поэтому со вздохом снимает обувь и плащ, сама относит их в коридор и аккуратно раскладывает по местам, чтобы не утруждать Альбину. Нехотя возвращается.
- Почему вы не сказали, что мы едем к вам домой? – приближается к нам с мальчишками, почему-то при этом не выпуская сумку из рук. Словно это ее единственное орудие защиты.
- Что бы это изменило? – вскидываю бровь.
- Как минимум, это было бы честно, - по-учительски строго поддевает меня, заставив сцепить зубы.
- А я вам и не лгал, - после паузы, необходимой мне, чтобы совладать с эмоциями, я бесстрастно продолжаю: - Лилия, в машине вы подтвердили, что вам нужна работа. Собеседование вы прошли, с хозяином пообщались, - указываю на себя, а потом на ребят: - Детей вы хорошо знаете. Сами же говорили, что контакт с подопечными важен. У вас он есть. Вы нам подходите, а мы - вам. Не понимаю, в чем нечестность?
- Мне сказали, что мальчик будет один… - задумчиво лепечет.
Видимо, пытается осознать свою ошибку и найти себе оправдание, ведь она приехала на собеседование вслепую, ничего не узнав заранее о семье. Понимает, что не права, но винит меня и злится. Хотя я и сам терпеть не могу ложь.
- Альбина Степановна? Что значит «один»? – грозно окликаю управляющую, которая уже собралась уходить.
- Совет агентства, - не теряется она. - Там решили, что няню для одного ребенка проще будет найти, тем более, в нашей ситуации, когда никто не задерживается дольше пары месяцев. Мы почти всех кандидаток перебрали. Последнюю, Аллу Ивановну, почетнейшую няню с багажом знаний и опытом работы… - укоризненно зыркает на близнецов. - Даня закрыл в кладовке, пока Леша громко и жалобно просил ее выпустить, иначе крысы съедят. В итоге, пришлось вызывать скорую. Благо, все обошлось, но ноги Аллы Ивановны здесь, разумеется, больше не будет.