– Давно не виделись, что, как ты там? – спрашивает тем временем у Ярцева детина.

Какие, однако, у Антона приятные знакомства!

– Дела нормас, – непринуждённо отвечает Ярцев, – сам как?

– Да сойдёт, – пожимает плечами детина.

– Мелкий, вы ещё тут долго? – спрашивает Ярцев, детина отрицательно качает головой, кивает своим, и компашка скрывается в люке, ведущем на третий этаж.

– Антон, а почему ты этого здоровенного детину «мелким» зовёшь? – спрашиваю я, когда прихожу в себя после незапланированного общения с учениками других классов.

– Да знаю его с детства, батя мой с его хорошо общается, – Антон еле заметно морщится.

Может, батя «мелкого» – тот самый Мишка, к которому порывался пойти пьяный отец Ярцева? Тогда понятно, почему это знакомство не особо радует моего одноклассника.

– Ярцев, ты в курсе, что уже в третий раз меня спасаешь? – я подхожу к краю крыши и бесстрашно, как когда-то в детстве, усаживаюсь, свесив ноги вниз.

– В третий раз? Да ладно тебе, это же девятиклашки, не сделали бы они тебе ничего, так что не придумывай. А когда это я тебя второй раз спасал? Вроде бы только не дал под машину кинуться, и на этом всё, – Ярцев усаживается рядом со мной.

– Ни в какой, ошиблась, – отмахиваюсь я, передумав напоминать, как он увёл поставившую мне подножку Ковалёву в столовую. Может, и правда просто понадобилась её приятная компания?

Когда мы были детьми, нас совершенно не напрягало молчание в обществе друг друга, не напрягает и сейчас. Мы просто молча сидим, свесив ноги с крыши уже ставшей для меня родной школы, любуемся летящими по ветру жёлтыми листьями, голубым небом – день сегодня ветреный и ясный.

Погрузившись в тишину, я даже не сразу замечаю, как Антон начинает негромко читать стихотворение:

– Я зеркало протру рукой,

И за спиной увижу осень.

И беспокоен мой покой,

И счастье счастья не приносит…

Вслушиваясь в умиротворяющие строки, я пытаюсь понять, когда мы проходили это стихотворение, и кто автор. Но, судя по всему, так же как с книгой про собаку по имени Джерри, Антон читает что-то не из школьной программы.

Стихотворение оказывается довольно длинным, и, когда оно заканчивается, я испытываю сожаление – хочется, чтобы оно продолжалось ещё и ещё!

– Продолжение концерта завтра на том же месте, – Антон легко вскакивает с крыши, и подаёт мне руку – тонкую, с длинными пальцами и татушкой между средним и указательным.

– Что за татуировка? – опираюсь о его руку, и тоже встаю.

– Знак бесконечности. Через минуту звонок на урок, пробежали? – в серых глазах Антона пляшут насмешливые искорки, он срывается с места, и ловко ныряет в люк.

Бегу за ним следом, и меня не покидает ощущение того, что мой мальчик в капюшоне вернулся, и что всё у нас может быть так, как было раньше.

На уроках и переменах мы снова не общаемся. Я болтаю с Алексом, Женьком, Руфиной и Катей, Антон – с Ковалёвой и Ивановым. Но несмотря на то, что мы не разговариваем, и даже не смотрим друг на друга, я знаю, что у нас всё хорошо.

После уроков я, как обычно, иду домой с Алексом, потом иду с бабушкой за продуктами – ей уже тяжело нести из магазина кучу пакетов. По возвращению домой успеваю сделать любимые русский, историю и литературу, прежде чем меня отвлекает телефонный звонок. Может, это Алекс?

Смотрю на экран телефона. Звонит папа. И впервые после переезда к бабушке я решаюсь ответить на его звонок.

– Да, папа, я тебя слушаю, – сухо приветствую я своего проштрафившегося родителя.

– Здравствуй, дочка. Рад, что наконец решила ответить.

– Зачем звонишь?

– Хочу узнать, как у тебя дела, как устроилась, может нужно чего?