Я вошел в бальный зал, когда заканчивался вальс. Синтия кружилась с Тэнки, напоминая статую в черном. Они остановились совсем рядом. Глянув через плечо, Синтия высвободилась и шагнула ко мне.

– Уведи меня, – шепнула она. – Куда угодно! Быстрее!

Соблюдать бальный этикет было уже некогда, хотя Тэнки Гиффорд, судя по его лицу, уже готовился приступить к разрешению загадки своего внезапного одиночества. Выходившая пара заслонила нас с Синтией, и мы незаметно выскользнули из зала.

В молчании мы дошли до маленькой гостиной, где я имел обыкновение размышлять.

Бледная и несчастная, Синтия опустилась в кресло.

– О боже! – вздохнула она.

Я так ее понимал! Будто своими глазами наблюдал ту поездку в такси, танцы и кошмарные перерывы между ними.

Все произошло внезапно.

Я взял Синтию за руку, девушка обернулась ко мне с измученной улыбкой и слезами на глазах.

Мои слова выговорились будто сами собой…

Лицо ее просияло, усталость как рукой сняло.

Я смотрел, не в силах избавиться от странной неудовлетворенности.

Мое предложение руки и сердца прозвучало как-то неубедительно. В глубине души я понимал, в чем дело. Нам не хватало тайны, мы слишком хорошо знали друг друга. Дружба убивает любовь.

Синтия тут же выразила мои мысли вслух:

– Мы всегда были как брат и сестра… – начала она с сомнением.

– До сегодняшнего вечера, – поспешил вставить я.

– А что изменилось сегодня? Скажи, я правда тебе нужна?

Нужна ли? Я задумался, стараясь ответить честно хотя бы себе. Да, в каком-то смысле я сегодня уже не тот, что вчера. Восхищаюсь Синтией и жалею ее еще больше. Всем сердцем хочу помочь ей, избавить от грубого окружения, сделать счастливой. Но… нужна ли она мне в том смысле, что имеет в виду? Так, как нужна была Одри?..

Сердце кольнула боль. Одри канула в прошлое, но вспоминать о ней было тяжело.

Быть может, теперь я просто-напросто на пять лет старше, вот и нет больше того огня?

Нет, долой всякие сомнения!

– Изменился я сам. – Я склонился к Синтии и поцеловал ее.

Было такое чувство, будто я бросаю вызов кому-то. Потом вдруг стало ясно, кому – самому себе…

Слуга Смит оставил к моему возвращению кофе в термосе, и глоток-другой немного оживил меня. Тяжесть на сердце исчезла, но где-то в глубине души скреблось беспокойство, какое-то дурное предчувствие.

Я сделал шаг в неведомое. Боялся за Синтию и решил подарить ей счастье… но что из этого выйдет? Рыцарский пыл угас, и вновь зашевелились сомнения.

То, что ушло вместе с Одри, уже не вернуть – мечту, поэзию… да, поэзию, точнее не скажешь. Зато с Синтией я всегда буду стоять на твердой земле. До последних дней мы останемся друзьями и никем иным.

Как же ее жаль! Будущее со мной – это годы и годы невыносимой скуки. Синтия слишком хороша, чтобы связать навсегда свою жизнь с тем, кто выгорел дотла.

Я хлебнул еще кофе, и настроение слегка улучшилось. Даже в серое зимнее утро тридцатилетний здоровый мужчина, утешившись чашкой горячего бодрящего напитка, не может долго прикидываться развалиной.

Душа обрела равновесие, и я рассмеялся над своим романтическим самообманом. Ну конечно, Синтия будет счастлива со мной! Мы подходим друг другу лучше, чем кто бы то ни было. Что же до первой неудачи, которую я раздул до трагедии всей жизни, то это всего лишь юношеская ошибка, неловкий эпизод, который следует немедленно вычеркнуть из жизни!

Я вскочил, отпер ящик стола и достал фотографию.

Тут-то я и дрогнул. Безусловно, четыре часа утра – не время проявлять целеустремленность и решительность. Я намеревался порвать снимок в клочки не глядя и бросить в мусорную корзину, но все же скользнул по нему взглядом и заколебался.