– Давай поспорим, если я соврал! Спроси Олеся. Он отнес пакет и долго не приходил. Нам с Митькой даже надоело ждать. Я говорю фалгребному: «Доложи светлейшему, чего он нас держит – будет ответ или нет? Курьер ждет ответа». Матросы только смеются. «Тогда, – говорю, – до свиданья». Держат, не пускают… Смотрю – батюшки-светушки, да что же это такое? Вдоль сетки на «Громоносце» идет генерал в смотровом мундире. Мундир красный, с белыми шнурами, а на плечах генерала эполеты[83] подрыгивают. А головы у генерала нет. Штаны у генерала под мундиром белые – и сапог нет…

– Что же он, босой?

– Зачем босой – у него и ног нет! Он по воздуху идет, а штаны болтаются… А за первым генералом второй идет, и тоже головы нет: фуражка с белым околышем прямо на воротник надета. А штаны синие с красным лампасом[84]. За вторым генералом – третий, в адмиральском сюртуке[85]. За третьим – четвертый.

– Маменька, братишка-то у нас сбрендил! У него и голова горячая… – испуганно прошептала Хоня, положив холодную руку на лоб Вени.

– Ничего не сбрендил! – сбросив руку Хони с головы, сказал Веня. – Я сам испугался, как пять генералов все без голов прошли на ют[86] и скрылись, – должно быть, в адмиральской каюте… Я говорю: «Митька, видишь?» – «Глазам не верю!» А на корабле все без внимания, что генералы идут, – как бы их не видят! Вот морока!

– Что ж это, милые мои?… – не то притворилась, не то в самом деле испугалась Наташа. – Да я вся, милые, дрожу!

– Не бойся, Наташа! – успокоил Веня сестру. – Пошли генералы назад: гляжу – а это вестовые на палках мундиры несут. Нам спереди-то и не видать было… Назад четыре мундира пронесли, а пятый генерал, в походном сюртуке, у князя остался. Это князю из «больших чемоданов» мундиры носили – какой вздумает надеть. Это Олесь мне объяснил. «У князя, – говорит, – восемнадцать мундиров, потому что на нем восемнадцать чинов. В каком чине захочет явиться, такой и мундир наденет. Он хочет сражение давать, да не знает, в каком мундире». Как прошли назад генералы – пустые, безо всего, – флаг-офицер со шканцев зовет: «Курьера от Нахима к его светлости!» Я прыгнул из ялика на трап. Олесь меня привел в каюту. Князь за столом сидит, а на диване генерал.

– С головой генерал-то? – спросила Маринка.

Все сестры и мать дружно рассмеялись.

– Погодите. Снял я, значит, шапку. Стал у порога. Светлейший посмотрел на меня и говорит генералу: «Вот извольте видеть – это у него курьер. Ему не эскадрой командовать, а канаты смолить!» Это он не про меня, конечно, а про Нахимова. Я молчу. Этот-то генерал с головой и с ногами, все как следует. А рядом с ним и сюртук, и штаны с лампасами положены, и фуражка.

– Два генерала, стало так?

Веня обиделся:

– Не хотите слушать – не надо!

– Погоди, Маринка, не сбивай его… Рассказывай, сыночек. Не слушай ее!

Веню одолевает дрёма.

– Маменька, как нам быть-то? Изобьет нас Деревяга? Месяц-то, гляди, – кораблик серебряный. Сейчас поплывет… Гляди, гляди! На море садится!

Веня сомкнул глаза. Рука его, протянутая к месяцу, упала. Он забылся.

– Умаялся, бедный! И десятой доли, чего видел, не поведал. В избу, что ли, девушки, пойдем?… Веня! Спать идем!

– Ну да! Его теперь и пушкой не разбудишь! А завтра все забудет! – сердилась Маринка. – Толком ничего не узнали…

– Маменька, посидим еще немного, – попросила Хоня.

Месяц спустился серебряным корабликом к самой воде, но не поплыл, а начал тонуть с кормы. Вот уже и нет его. Сделалось темно. В небе ярче засветились звезды.

– Пойдемте, девушки, спать, – зевая, сказала Анна.