Он выпил из второго стакана. Потом оглянулся. Поднял стакан.

– Стой! – сказал я. – Разобьешь этот стакан – и у тебя будут два задних прохода.

– А?

– Подумай сперва.

Почтарь тихо поставил стакан.

– Еще есть выпить?

– Ты знаешь где. И мне налей.

Он ушел на кухню. Я чувствовал, что теряю терпение. Потом он вернулся, дал мне стакан.

– Стой, – сказал я, – я выпью твой.

– Как это?

– В нем крепче.

Он дал мне другой стакан, потом сел.

– Так я тебя спрашиваю, скороход, зачем меня в долю?

– Да вот, – сказал он.

– Ну, дальше?

– У меня с капустой туго. Поставить нечего. Но когда выиграем, я тебе отдам из выигрыша.

– Неинтересно говоришь.

– Слушай, Билейн, мне нужно самую малость.

– Сколько?

– Двадцать зеленых.

– Это большущие деньги.

– Десять зеленых.

– Ну ты разбежался.

– Ладно, пять зеленых.

– Что?

– Два зеленых.

– Мотай отсюда!

Он допил и встал. Я тоже допил. Он стоял. Он сказал:

– А чего это грейпфруты на полу?

– А мне так нравится.

Я встал и подошел к нему.

– Пора уходить, приятель.

– Уходить пора? Да ну? Я уйду, когда пожелаю!

Он обнаглел от выпитого. Это бывает.

Я заехал ему кулаком в живот. А на кулаке был медный кастет. Чуть насквозь не прошел к чертям.

Он упал.

Я отошел и сгреб с полу битое стекло. Потом вернулся, открыл ему рот и бросил стекло туда. Потом потер ему щеки и немного пошлепал по ним. Губы у него покраснели.

Тогда я вернулся к прерванному питью. Прошло, наверное, минут сорок пять, и почтальон зашевелился. Перекатился на живот, выплюнул пару стекляшек и пополз к двери. Вид у него был жалкий. Дополз до самой двери. Я открыл ее, и он пополз дальше к своей квартире. В следующий раз надо присматривать за ним.

Я закрыл дверь.

Я сел и нашел в пепельнице погасшую сигару. Зажег ее, затянулся, закашлялся. Попробовал еще раз. Довольно приятно.

На меня нашла задумчивость.

Решил больше ничего сегодня не делать.

Жизнь изнашивает человека, изнашивает до дыр.

Утро вечера мудренее.

Я снова пришел в магазин к Реду. Я снова занимался делом Селина. Ипподром был закрыт, и день был пасмурный. Ред проставлял цены на редких книгах.

– Сходим к Муссо? – предложил он.

– Не могу, Ред. Я, кажется, ем без остановки. Посмотри на меня.

Я распахнул пиджак. Рубашка обтягивала мое брюхо. Одна пуговица отскочила.

– Тебе надо отсосать этот жир. У тебя будет инфаркт. Жир отсасывают через трубку. Сольешь его в банку, будешь смотреть, и он тебе будет напоминать, чтобы ты не увлекался пончиками с повидлом.

– Я подумаю. Не хочешь грейпфрута?

– Грейпфрута? От него не толстеют.

– Знаю, но утром я поскользнулся на нем, когда встал. Грейпфруты опасны.

Я вздохнул.

– Слушай, давай переменим тему. Ты знаешь этого типа, который похож на Селина?

– А, этого…

– Этого. Не заходил тут?

– С того раза – нет. Ты следишь за этим гусем?

– Можно сказать, да.

И тут он входит, легок на помине. Селин. Пролез мимо нас, прошел по проходу, вытащил книжку. Я подошел к нему поближе. Совсем близко. Он держал подписанный экземпляр «Когда я умирала». Тут он заметил меня.

– В прежнее время, – сказал он, – жизни у писателей были интереснее, чем их писания. А нынче – ни жизнь неинтересная, ни писанина.

Он поставил Фолкнера на место.

– Вы тут поблизости живете? – спросил я.

– Возможно. А вы?

– Когда-то у вас был французский акцент, правильно? – спросил я.

– Возможно. А у вас?

– Ничего подобного. Слушайте, вам никто не говорил, что вы на кого-то похожи?

– Каждый из нас более или менее похож на кого-то. Слушайте, у вас есть сигареты?

– Конечно.

Я полез за пачкой.

– Пожалуйста, – сказал он, – выньте одну сигарету, зажгите ее и курите. Чтобы было занятие.