Он мог бы оправдаться, сказать, что это отняло бы слишком много времени… Но он не любил врать, особенно самому себе. Он пошел на поводу у беженцев по совершенно другой причине.

Нужно было признать: он сломался. Не сейчас, а в тот страшный день, когда ему пришлось приговорить в смерти сотни, тысячи ни в чем не повинных людей. Он понимал, что так спасает сотни тысяч жизней. Но когда речь заходит о человеческих судьбах, простая математика уже не работает. Овуор постарался сделать так, чтобы те люди не узнали свой приговор до последнего, чтобы они были освобождены хотя бы от ужаса обреченных.

Но они все равно узнали. Они кричали, плакали, пытались убежать… Матери протягивали ему детей, умоляя пощадить хотя бы кого-то, а он не мог, просто не мог. Он смотрел на их смерть – и смотрел на человеческие тела, грудами наваленные на мобильные платформы. Действовать иначе не получалось, зараженные биоматериалы подлежали утилизации. Сухой язык протоколов прикрывал историю ужаса и страданий.

Официально он не был ни в чем виноват, его не то что оправдали – его даже не обвиняли. Но сам он изменился навсегда, хотя и не сумел вовремя это признать. Ему следовало уже тогда прервать карьеру, просить об отставке, а он не смог. Он был военным всю жизнь – и готовился оставаться военным до конца. Он просто не знал, что еще делать с собственной судьбой.

Он решил, что экспедиция в Сектор Фобос станет для него искуплением. Как глупо, наивно… эгоистично. Овуор считал, что сумеет вести себя профессионально, а в итоге поддавался собственной памяти снова и снова.

Теперь это довело до большой беды. Он забыл, что эти беженцы – совсем другие люди, не те, кого он убил когда-то… Как такое можно забыть? Овуор и сам не знал. Но наказать себя можно и позже, сейчас на борту оказался человек с бомбой внутри, и с этим нужно что-то делать.

Обычно такие люди сразу выдают себя болезненным видом – или обилием маскировочных средств, призванных этот вид скрыть. Однако на «Слепом Прометее» все выглядели плохо, диверсант легко затерялся среди таких же изможденных, измученных людей.

То, что Кети не нашла взрывное устройство при общем осмотре, могло означать лишь одно: это не спонтанное решение вооружить кого-то, это давно подготовленная террористическая операция. Вероятнее всего, спланирована она была против четвертого уровня, а потом, когда появились чужаки, цель просто изменили.

При таких операциях бомба не вшивается под кожу. Она маскируется под один из органов, часто обтягивается биологической оболочкой, чтобы обмануть сканирующее оборудование. Человеку позволяют восстановиться, раны заживают, порой еще и шрамы удаляются, чтобы обнаружить оружие внутри стало сложнее. Прожить в таком состоянии можно года два-три…

И по всем этим причинам возможно два варианта развития событий. Первый – мужчина, который летит на «Виа Феррату», вообще не знает, что у него внутри. Его убедили, что он болен, уговорили на операцию. Он был под наркозом, он понятия не имеет, что с ним сделали, да и не будет знать до самой смерти. Бомбу же активируют удаленным сигналом.

Второй вариант – он прекрасно знает о том, что перевозит внутри себя. На такое обычно соглашаются фанатики любого толка, которым плевать на жизни, чужие и свою собственную. В этом случае под кожей в непосредственном доступе у диверсанта есть взрыватель.

Но какой бы вариант ни оказался правдой, стоит за всем этим не тот, в ком находится взрывное устройство. Организатор остался на «Слепом Прометее», в безопасности, он может решиться на диверсию в любой момент. Если носитель бомбы не знает о своем грузе, все не так уж плохо: Рино уже заблокировал все сигналы, активировать устройство не удастся, а на «Виа Феррате» его легко обезвредят.