Для выполнения задания им даже выдали защитные костюмы и кислородные маски – удивительная щедрость со стороны высших! Маски помогли, костюмы – нет. То ли дефективные были, то ли слишком старые. Одежда Шукрии пропиталась грязной ледяной водой почти сразу, ботинки забились илом, и все пять часов ей пришлось работать уже в таком состоянии.

Ей не первый раз доставалось подобное задание, она знала, что Милютин обычно передает общую оплату старшему, а уже тот распределяет между остальными. Порой случалось так, что ей платили куда меньше, чем остальным. Потому что женщина, потому что слабая. Держи свою подачку и не ной! Что ты сделаешь? Кто вступится за тебя? Шукрии приходилось изо всех сил сдерживать слезы и униженно благодарить даже за это ничтожное вознаграждение. Спасибо, добрый господин, что не заставили платить за право работать с вами… Это тебе не четвертый уровень, где среди господ ходила как раз она.

Но на этот раз повезло: заплатили столько же, сколько и всем. Пожалуй, она, похудевшая до состояния обтянутого кожей скелета, промокшая, грязная, выглядела слишком жалко, чтобы ее обманывать. Радости она не почувствовала, она слишком устала, чтобы чувствовать хоть что-то.

Она позволила себе редкое удовольствие – двадцать минут в общей бане. Грязь, кажется, полностью не смылась, но стало немного легче. После этого Шукрия направилась не домой, а в бар. Пила больше, чем ела. Понимала, что это неправильно, и ничего не могла с собой поделать. Ей нужно было сбежать из этого мира, хоть как-то сбежать, пусть даже рискуя быть ограбленной – на изнасилование уже никто не позарится, побрезгует.

Кое-что у нее получилось, хотя для этого потребовалось куда больше выпивки, чем раньше. Плевать… Зато память наконец отключается и призрак Сабира оставляет ее в покое.

Шукрия не помнила, как добралась до дома, но и не удивилась, когда на следующий день проснулась в своей постели. Она не первый раз пользовалась таким способом «расслабления», ее тело было приучено брести домой и совершать привычные действия, когда мозг отключен. Она и вовсе могла бы поверить, что обошлось без пьянки, если бы ей не было так плохо. Голова гудела, воспаленная носоглотка мстила за часы, проведенные в ледяной воде, по всему телу разлилась слабость… и боль.

Боль – это странно. Шукрия могла объяснить головокружение, тошноту и простуду, но не острую боль, поселившуюся где-то в ее теле. Где – она не понимала, еще недостаточно проснулась для этого. Да и какая разница? Должно быть, вчера потянула мышцы, они и болят. Ничего сделать с этим она все равно не сможет, денег на врача не хватит, придется ждать, пока само заживет. Как обычно.

Она решила, что утро пройдет привычно, так у нее получится быстрее преодолеть отвратное самочувствие. Она заставила себя игнорировать боль. Она потянулась, чуть прогнула спину, улыбнулась, вытянула руки вперед, обнимая грядущий день. А потом Шукрия открыла глаза – и закричала. Что ж, теперь она знала, откуда пришла боль…

С левой рукой все было в порядке. На правой руке вместо пальцев остались обрубки, еще пульсирующие свежей кровью.

Овуор Окомо не стал возмущаться, он даже удивления не почувствовал. Он сразу понял, как это произошло – и кто виноват. Не Кети, нет, и даже не беженец. Виноват в сложившейся ситуации был исключительно Овуор.

Роль руководителя предполагает ответственность за происходящее, так что вину он бы взял на себя, даже если бы ошибку допустила Кети. Однако она в данном случае как раз действовала верно, она сразу предупредила, что возможности переносного сканера ограничены. Нужно было заставить беженцев пройти полное обследование с помощью оборудования челнока, а Овуор отказался от этого.