– Я думал, ты уже провела осмотр, – встрял Рино. – Зачем еще один?

– Потому что первый осмотр проводился переносным сканером и местной лабораторией, которая работает, потому что ее металлической проволокой подвязали, – мрачно напомнила Кети. – А мы имеем дело с людьми, пострадавшими от ядерного взрыва. У многих травмы, болезни, аномальные шрамы… Это может сбить слишком простое оборудование и повлиять на результат.

– Самые опасные угрозы вы бы выявили и так, – настаивал Овуор. – Остальное решит карантин. В вашем запросе отказано, Сабаури.

Кети видела, что Рино разделяет скорее ее мнение, но он решил не протестовать. Она же не сумела бы заставить никого из беженцев забраться в медицинский сканер и пройти полный курс обследований. Ей оставалось только занять свое место и дожидаться вылета.

Стартовали они отлично, плавно, мягко, но от Рино другого ожидать и не приходилось, пилот он отменный. Система работала прекрасно, компьютер оповещал, что проблем нет. Некоторое время Кети еще удавалось сидеть на месте, полностью сосредоточившись на полете.

И все-таки успокоиться она не могла. Кети не отличалась слепой преданностью тем, кто был с ней в одном экипаже, однако те люди значили для нее больше, чем эти, незнакомые, угрюмые, опасные. Она, остававшаяся за шторкой крошечного лазарета, перебралась к сканеру: у Кети наконец-то появилась идея, не требовавшая одобрения со стороны начальства.

Она не могла заставить этих людей забраться в сканер, но могла перенести сканер поближе к ним. Кети пришлось повозиться, но долгая дорога обратно к станции оставила ей достаточно времени, чтобы соединить сенсоры большого сканера с мобильным, который она носила с собой, и разведывательным дроном, к которому она прикрепила оборудование.

Теперь Кети могла направить дрон в пассажирский отсек и наблюдать за результатами его работы через монитор. Люди не заметили ничего подозрительного, им наверняка казалось, что наблюдательный дрон просто обеспечивает безопасность. Кети же добыла половину тех результатов, которые могла бы получить при полноценном обследовании. Не лучший вариант – но и не худший.

Она уже видела то, что упустила при базовом осмотре. У многих беженцев есть опухоли, в том числе и опасные – дань долгих лет жизни на загрязненной территории. Два человека явно перевозили когда-то наркотики внутри собственных тел, у них остались контейнеры-импланты, сейчас они пусты. У некоторых есть генетические аномалии, хотя тут непонятно, врожденные и приобретенные уже в Секторе Фобос.

Все это было не слишком приятно, но не угрожало окружающим. Кети не собиралась бросаться к пассажирам с плохими новостями и рекомендациями, все, что она видела сейчас, в любом случае диагностируют другие врачи, когда эти люди будут на карантине. Ей же оставалось лишь завершить сканирование и провести остаток пути в спокойствии.

После того, как половина беженцев оказалась не опасной, Кети расслабилась. Это было преждевременно, наивно даже… Ей следовало помнить о том, что статистика так не работает. По-настоящему опасный пассажир мог оказаться и последним в салоне.

Но последним он не был, Кети обнаружила его в начале осмотра финальной трети беженцев. Внешне он был ничем не примечателен: не очевидно юн, не стар, потрепан жизнью. Печален и задумчив, хотя никакого безумия во взгляде нет. Один из многих, куда менее опасный на вид, чем мужчины, сидящие рядом с ним.

Тем не менее, именно в его теле хранился прибор, способный уничтожить «Виа Феррату».

У примирения с собственной смертью есть своя прелесть. Я это не сразу понял, потому что у меня нынче не так много времени на философствования: то меня убивают, то я кого-нибудь, словом, весь в делах. Но иногда накатывает меланхоличное настроение, под такое лучше всего коньяк подходит, однако и мысли о бытии сойдут.