– Надо сваливать, – майор заставил себя отвести взгляд от «свечки». – Что-то мне подсказывает, что истребитель еще вернется и доведет начатое до конца.
– Куда? – Алексей всплеснул руками, оглядываясь.
– Внизу, у Пушкинской есть действующая военная часть. Если еще не все в этом мире сошли с ума, военные не станут сидеть сложа руки.
Хотя мысли о том, что тот самый истребитель был военной машиной, гложили. Выходит ТАМ знали о происходящем, прав был Леша. Знали и ничего не предпринимали? Вернее предпринимали, только вон как – громя жилые многоэтажки, где могли укрываться выжившие.
Дай бог, чтобы все это было не более, чем одним сплошным недоразумением. Мало ли как могли сложиться обстоятельства – военным требовалось время на то, чтобы среагировать, включиться в дело, ответить на творящееся здесь. Но ведь могло сложиться иначе…
– Идем, – согласился Алексей и чуть подумав добавил. – Как думаешь, почему он не разрушил дома сразу? И зачем ему вообще понадобилось стрелять туда?
– Сам пытаюсь понять. В голове пока одна чехарда, да и в ушах до сих пор звенит после взрыва, – Палыч прочистил пальцем ушную раковину.
– А ведь мог, я имею в виду покончить со всем разом.
– Мог… не знаю, ничего не скажу, но все ведь делается не просто так, Леш. Если так разобраться, то само по себе бредово стрелять в эти дома.
– Ты про то, что там нет инфицированных?
– Я так думал, хотя теперь уже ни в чем не уверен до конца.
Они двинулись по проспекту вниз. Можно было сколько угодно гадать, но если истребитель все же вернется, а сейчас просто зашел на круг, то так просто во второй раз им не скрыться. Тут уже не отделаешься испугом. Поэтому следовало уйти от центра подальше и как можно скорее. Как и хотел Палыч, следовало подойти к военной части, что локализовалась на Пушкинской. Этого будет достаточно, чтобы вместо вопросов поставить точки и наконец перечеркнуть троеточия. У пересечении вороша и пушкинской Алексей, шедший чуть впереди остановился и нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Юр, похоже, что никаких военных здесь нет.
– Чего там?
Алексей не ответил, он выглядел крайне озабоченным. Было от чего. На фонарных столбах уличного освещения были подвешены люди. Много людей. Раздетые до гола, они висели вниз ногами, руки безучастно свисали всего в полуметре от земли.
– Срань Господня, – только и нашёлся майор.
***
Зрелище было воистину жуткое и отталкивающее. Подвешенных на фонарных столбах было ровно тринадцать человек. Все раздеты до гола, привязаны за голень одной ноги толстой веревкой, другой конец которой перекинут через конструкцию фонаря ночного уличного освещения и повязан в тугой узел. Вязали плотно, надежно – явно умелые руки.
Люди висели вниз голой, руки плетьми свободно свисали, несколько десятков сантиметров не доставая до земли, головы запрокинуты. У многих в районе носа запекшиеся пятна крови – не выдержали перепада давления. Хотелось верить, что это какой-нибудь чертов гимнастический кружок или неудачный флеш-моб для социальных сетей, мало ли фриков, которым втемяшится в голову все что угодно, но нет. Люди на столбах уличного освещения претерпели насилие. Жестко, бесчеловечно, никому не пожелаешь такой мученической смерти. И теперь под порывами летнего ветра, тела покачивались на веревках из стороны в сторону, как покачивается мясо на крюках мясника.
Они были разных возрастов, но если так можно сказать – все из той категории, что принято называть «дееспособные». Девушки с парнями, взрослые мужчины с женщинами, разброс где-то от двадцати до сорока пяти лет. Среди этих тринадцати Палыч не видел детей и стариков. Майор предположил, что их отсутствие может быть тесно связано с отсутствием повреждений на телах. Неужели чье то больное воспалившееся воображение оставило людей умирать на фонарных столбах, когда несчастные были живы? Неужели изверги искали мученической смерти для своих жертв, желали продлить момент предсмертия, поэтому выбор пал на молодежь и взрослых крепких женщин и мужиков?