Его можно понять: он должен оборонять Самару, а Полозов в крайнем случае и отступить волен. Даже если Ватулин всё же отправит кого-нибудь к нам на помощь, то сколько это будет? Одна рота, две, три? И когда они к нам присоединятся? Через неделю? А если завтра к степнякам придёт тысячи две, а то и три? Сколько мы тут продержимся? В неукреплённом посаде? Час? Два? Больше? А потом эта масса сомнёт отправленное нам подкрепление прямо на марше, и тогда не устоит уже сама Самара.

Для наблюдения за противником сформировали две разведгруппы по трое моих и трое Порубежнинских в каждой. В очередной раз я сам для себя отметил нехватку подготовленных людей. Вот тот же Федулин очень бы сейчас пригодился, только он в Палимском остроге остался. В этот раз не проситься с нами, у него имелась очень веская причина: нашёлся его двенадцатилетний племянник Сёмка. Тот самый.

Ему чудом удалось спастись от степняков, и он прямиком побежал в острог. Нас он не встретил и остался дожидаться возвращения дяди, теперь уже единственного оставшегося в живых родственника. Я подумывал забрать сержанта в свою группу, как в своё время Русанова. Полковник бы не отказал мне. А сейчас уже даже не знаю, как лучше.

По случаю нашего появления Полозов решил сразу же интегрировать нас в систему обороны. Никаких карт или совсем уж захудалых рисунков, на которых можно было бы отобразить схему расположения войск, не имелось, в принципе. Поэтому комендант острога – секунд-майор Кобылин Андрон Феофанович – решил проблему в духе легендарного командира двадцать пятой стрелковой дивизии, разместив на столе различные предметы почти совсем как Чапаев.

Наверное, тут частенько так поступают, потому что и Синюхин, и Дерюгин, и даже Сухонин не только всё поняли, но и задавали уточняющие вопросы. Изосимов помалкивал и слушал старших товарищей. Я тоже молчал: всё равно ни хрена не понимаю.

Нет, ну, не сказать, чтобы вот прям совсем уж нихрена, засеку я примерно представлял, а тын, или обкоп – нет. Не сумев представить себе полную картину мира, на нашем укрепрайоне, я предложил пройтись и посмотреть. Кобылин скривился, а Полозов, наоборот, обрадовался:

– Эт верно, пойдём, глянем. Можа, чё дельное присоветуешь, – это мне, а потом Кобылину: – Он, Андрон Феофаныч, вишь, у нас пластун и вояка, каких поискать.

Дерюхин одобрительно усмехнулся, а Спиридоныч вставил:

– Вы оба даже не представляете, какой!

– Эт я-то не представляю?! – воскликнул Егор Силыч. – А то я не видал, как он своих стрелять выучил! Ты представляешь, Андрон, на двести сажён в коня попадает!

– На двести??? Да, ну, не-е-ет! Не может такого быть! Как же это? Туда и пуля-то не долетит, разве только ветром каким попутным, – не поверил комендант.

– А вот завтра и поглядишь! – заверил его Полозов.

– Они, Вашвысокобродие, – опять взял слово Спиридоныч. – Одним своим полутонгом сотню степняков набили, да с полсотни пленными взяли. А у самих даже раненных не случилось.

– Да иди ты! – усомнился Полозов.

– Самого Ёгерёка схомутали! – вставил Сухонин.

Изумлению Кобылина не было предела:

– Это который Джаран?

– Его, – кивнул Синюхин.

– И где он сейчас? – тут же спросил Полозов.

– В Палимском остроге. Куда ж его ещё-то? Не с собой же таскать!

– И чего говорит? – живо поинтересовался Кобылин.

– А ничего он не говорит, – отрезал я. – Раньше хоть выкуп богатый за себя сулил, а теперь и его не предлагает.

– А про этих вот? – секунд-майор махнул рукой в сторону предполагаемого размещения противника.

Я хмыкнул:

– Говорит, коняшек сюда пасти приехали.