Ирьола говорил так тихо, что я вынужден был напрягать слух. Порывы ветра и шум воды, бурлившей в обломках скал, иногда заглушали его слова.

– Это не обычный корабль. Твой взгляд будет останавливаться на его стенах, как только ты проснешься – здоровый или больной, за работой или в часы отдыха, – день за днем, ночь за ночью, много лет подряд. Эти машины, эти металлические стены, вот эти камни, вода, деревья и ветер будут единственным пейзажем для твоих глаз; единственным воздухом, который будут вдыхать твои легкие. Да, это – убогое, тесное, замкнутое, но как бы то ни было, все, что нас сейчас окружает, будет прежде всего не кораблем, доктор, а частицей Земли. Твоей родиной.

Он помолчал.

– Так должно быть... Так должно стать... иначе тебе будет очень тяжело. Очень плохо и тяжело. Я знаю, что если даже ты испугался, то никогда не скажешь мне об этом и не откажешься от участия в путешествии. Впрочем, ты и не стал бы этого делать. Поэтому только от тебя самого зависит, станет ли это путешествие, вернее – жизнь, высшей свободой или самой тяжелой необходимостью. Я уже закончил, хотя пятнадцать минут еще не истекли. Я сказал это тебе потому, что... Говорить дальше или ты хочешь, чтобы я отправился ко всем чертям?

– Говори, Ирьола.

– Видишь ли, я немного догадываюсь, почему ты прибыл к нам один. Ты не любишь выбирать и всегда хотел бы и то и другое, когда возможно лишь одно... Ну, теперь-то ты клянешь меня на чем свет стоит?

– Знаешь, нет. Не кляну.

– Это замечательно. Послушай, это ведь ты победил Мегиллу?

– А какое это имеет отношение...

– Прямое. Ты победил всех, правда?

– Да.

– Дай-ка руку.

Взяв мою руку, он потянул меня назад. За камнем, на котором мы сидели, высился другой. Оглянувшись, я увидел уходящий ввысь широкий склон, по самую макушку усыпанный скальными обломками. Сбегавший по расселине ручеек сверкал серебристой змейкой. Ирьола чуть подтолкнул меня под локоть к следующему камню. Но я не ощутил холодной шероховатой поверхности – пальцы прошли сквозь камень, как сквозь воздух, и уперлись в гладкий металл. Я понял. Именно здесь и проходит граница сада, тут кончаются настоящие деревья и скалы и начинается видение, вызванное волшебством видеопластики: далекие леса, пасмурное небо, горы над нами. Все.

– А это что струится? – спросил я, указывая на змеившийся вверху ручеек, казавшийся началом пенившейся внизу, на камнях, воды.

– Под нами самая настоящая вода, ты можешь купаться в ней сколько угодно, – ответил Ирьола, – а там, выше... что ж, скажу твоими же словами: «Великолепная иллюзия».

Он отпустил мою руку. Зрелище было необычайное: рука до самого локтя вошла в камень, которого в действительности не существовало. Зрение лгало осязанию.

Я вытянул руку обратно, иллюзия восстановилась в прежней полноте.

Когда мы совсем уже выходили из парка, я спросил инженера:

– Откуда ты меня так хорошо знаешь?

– Я тебя совсем не знаю, – возразил он. – Я говорил тебе сегодня то, что недавно говорил самому себе.

– И все же ты знаешь обо мне...

Он улыбнулся так, что я не закончил фразы.

– Кое-что, конечно, я о тебе знаю, но это нечто совсем иное. Мне ведь нужно знать. Я властвую над машинами, но людям я товарищ.

– Ты говорил о состязаниях по бегу. Разве здесь можно бегать?

– А как иначе? Вокруг парка идет беговая дорожка, и неплохая к тому же. Будем бегать... и, может быть, ты сумеешь победить меня, хотя я в этом совсем не уверен... Я бегаю на более короткие дистанции: на три и пять километров. – Он посмотрел на меня, лукаво улыбнулся и добавил: – Если очень захочешь, то победишь и меня...