В двадцать пять лет пускать слюни по тому, кому и восемнадцатилетние уже стары — старческий маразм! Каждой бабе по мужику, это только в сказках так бывает.

Анюта в ответ огрызнулась:

— Только после тебя!

Да блин, легко!

— Девчонки, ну хватит… — бедная Лерка все еще пыталась спасти наш общий день рождения.

Было б что спасать! Хорошее настроение, как старые шнурки — узел только зубами развязывать. А я зубы берегу, мне ими улыбаться надо. И петь песню про зайцев: а нам все равно, а нам все равно. А так бы давно салатницу козе на голову одела. Конечно, разумнее ее под душ в нарядном платье поставить. Охладить голову. Вот не напоминайте мне про мое фиаско в любовном плане, а то будет полный… Обожравшийся пушной зверек. Болит, черт тебя возьми! Я же крепко-накрепко запретила себе наводить про Даньку справки. А вдруг вернулся, а вдруг где-то рядом…

Я больше не вращаюсь в кругу золотой молодежи и не очень молодежи — на бизнес тусовки и семинары с элементами йоги не хожу. Пересечься на манер «Здравствуй, вот это встреча!» не получится, но я могу с ним встретиться намеренно. Могу, потому что болит… И это не лечится. И вообще, у меня ведь никого, кроме него, и не было. И не будет. Пыталась, не получилось. Дальше поцелуев не пошло, даже не вспыхнуло — сухо было, как и в глазах. Все ресницы выплакала. Выросли новые — из колючей проволоки. Тоже могу волком смотреть. Не думай, Анюта…

Хозяева квартиры нас слышали, но не вмешивались. Помнили, что мы больше не девочки: когда женщины дерутся, лучше в драку не вступать. А если делят неубитого барана, то вообще кранты. Убьют…

— Я пойду. У меня обеденный перерыв короткий.

Я — двадцать четыре часа в сутки личный помощник бывшего русского дворянина, а теперь француза, вернувшегося на Родину помирать. Конечно, я не работаю, а просто болтаю с ним, вожу везде, куда скажет, расшифровываю письма его предков, которые чудом удалось собрать по разным архивам. Пью вино и жру вонючий сыр. Катаюсь постоянно во Францию. Работа мечты, но это работа, дорогая моя подруга. И мне ее предложили, потому что я с семнадцати лет пахала гидом в свободное от Лигоцкого время.

— Какого цвета у него глаза? — спросила Лерка в начале нашего дня рождения, крутя в руках Анютин телефон. — Серые, как у Лидки?

Если у вас чисто серые глаза, то вас однозначно можно поздравить с рассудительностью, уравновешенностью, терпеливостью и трудолюбием. Три первых качества мне, похоже, позарез необходимы, чтобы сохранить Анюту в подругах. Это не соцсеть: клик и минус френд. Это реал и обрубать связи детства кухонным ножом очень, скажем прямо, больно. Лучше выехать на трудолюбии:

— Я обещала Николаю Петровичу, что буду не поздно.

Ещё про обладателей серых глаз говорят, что на них всегда можно положиться. Что мы преданы своей семье и храним верность своему избраннику. Да, блин — храню верность Даньке до сих пор, а семья… Пытаюсь заново построить отношения с родителями после скандального ухода к Лигоцкому и от него. В этом очень помогает проживание на жилплощади работодателя.

Анюта не вышла меня провожать. Выскочила ее мама, но не успела ничего сказать. Открылась дверь и, как в школьных сочинениях, закрыла ей рот букетом.

— Это девчонкам! Пусть поделят на троих!

Это явился Анютин брат. Сбежал от Давыдова в рабочее время?

— Ты что, обалдел? — напустилась на Виталика мать при виде корзины роз.

— Мам, это от Давыдыча. У него перетрах накрылся из-за каких-то переговоров, вот он и попросил от роз избавиться. Ну, я и решил, что звезды сегодня сошлись… Ты это чего в пальто? — заметил он на мне верхнюю одежду. — Только пришла, что ли?