Но во всех книгах и фильмах героини попадали в тело стройных юных красавиц! Изящных и прекрасных!

Почему я попала в тело этой толстухи с жуткими круглыми бедрами и пухлыми руками.

Я чувствовала, что у меня вот-вот случится нервный, физический и какой там ещё бывает шок! Меня сейчас снова хватит сердечный удар!

Я пару раз выдохнула. Оглядела мрачную келью, малышку, которая преданно смотрела на меня. Снова опустила глаза на свое тело в чёрном бесформенном балахоне огромного размера.

Нет, это просто насмешка какая-то!

Перед операцией я просила Высшие Силы сделать меня изящной, тонкой. Так мечтала об этом, готова была на все. Даже на липосакцию!

И вот тебе на: я жирная толстуха. В два раза больше, чем была в своем мире!

Точно кто-то гнусно подшутил надо мной! Но мне было не смешно! Захотелось заплакать.

Вот попала, так попала!

Понимая, что надо успокоиться и размышлять разумно, я решила более тщательно осмотреть себя. Под моими ногтями была грязь, ноги босы и тоже грязные.

Почему-то я была одета в какой-то жуткий черный балахон, а на голове тонкий капюшон.

А, поняла! Это монашеская ряса!

Я что: еще и монахиня? Капец просто! Жирная, грязная монахиня.

Стоп! А откуда тогда у меня ребенок? Что-то не сходится.

Я обернулась к девочке, которая в этот момент отошла в уголок кельи, подняв грязное заштопанное платьице, присела… и справила нужду прямо на каменный пол. Причем по-большому.

– Ты что делаешь? – только и смогла выдохнуть я в ужасе.

Я была редкостной чистюлей, принимала душ каждый день, любила арома-масла, кремы всякие, обожала ванну. Мыла полы постоянно в своей новой квартирке: любила ходить по паркетному полу босиком. А тут такое!

– Какаю, – деловито ответила малышка и вытерла попу концом своего же платья.

Я отметила, что в том же углу, где сейчас была девочка, уже есть некие «кучки». Но об их происхождении я решила даже не думать. Почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Я чувствовала, что не переживу всего этого.

Элиза подошла ко мне и улыбнулась такой милой детской улыбкой. Я же так оторопела от всего этого, что почти окончательно потеряла дар речи.

– Тебе плохо, мамочка? – спросила девочка, видя мое остолбенелое состояние.

– Где твой горшок, Элиза? – только и смогла выдохнуть я.

– Горшок? А что это? – наивно спросила она, захлопав длинными темными ресницами.

И тут меня пронзило одно воспоминание. Точнее, когда-то в интернете я читала о нравах средневековой Европы. Что горожане выливали свои фекалии прямо на улицу, а аристократы испражнялись в углах комнат или прямо на лестницах дворцов и вообще не мылись.

Неужели это все есть и здесь?

Только не это!

Я тут же начала себя обнюхивать, чувствуя, что сейчас точно грохнусь в обморок. Да, от меня пахло потом и чем-то неприятным. Но терпимо. Я быстро стянула в головы черный апостольник и потрогала свои волосы. Естественно, они были спутанными, засаленными и висели паклей. Я тут же отдернула руку. Какая гадость! Я не переносила грязные волосы, а мои были не просто грязными, а еще и воняли какой-то тухлой рыбой.

Боже! Неужели я попала в этот мир, похожий на немытую Европу? Ужас просто!

А еще в средневековой Европе существовали вши, блохи, голод и чума. Но об этом я решила пока не думать. Чтобы окончательно не рехнуться.

– Мамочка, я хочу есть. Когда мы пойдем в трапезную аббатства? – спросила требовательно Элиза.

Так. Аббатство. Мы, видимо, находились в монастыре. В средневековой Европе они назывались аббатствами, насколько я знала.

– Я точно твоя мама? – спросила я подозрительно, желая, чтобы хотя бы ребёнок был не моим.